Евгений Анисимов - Елизавета Петровна Страница 6

«Решение гвардии здесь закон».

И это была правда. XVIII век вошел в русскую историю как «век дворцовых переворотов». Эти перевороты делались руками гвардейцев.

Все дворцовые перевороты XVIII века с участием гвардии похожи друг на друга, но все-таки каждый имел какой-то свой оттенок, свою особенность. Если участие гвардии при восшествии на престол Екатерины I в январе 1725 года можно условно назвать «переворотом скорби», когда потрясенные смертью «Отца Отечества» люди в гвардейских мундирах со слезами на глазах пошли за Екатериной и Меншиковым - самыми близкими покойному людьми, продолжателями дела только что скончавшегося великого царя, то переворот 1762 года, свергший ненавистного гвардии Петра III, можно назвать «переворотом гнева», направленного против императора, попиравшего национальные и религиозные чувства русских людей. Ночной же мятеж 25 ноября 1741 года, возведший на престол Елизавету Петровну, был истинным «переворотом любви», плодом давнего «романа», который возник между цесаревной и гвардейцами.

Произошло это не вдруг. Популярность дочери Петра Великого среди гвардейцев упрочилась лишь к концу 1730 - началу 1740-х годов. Шетарди писал, что Миних, придя во дворец к цесаревне «с пожеланиями счастья в Новый (1741) год, был чрезвычайно встревожен, когда увидел, что сени, лестница и передняя наполнены сплошь гвардейскими солдатами, фамильярно величавшими принцессу своей кумой; более четверти часа он не в силах был прийти в себя в присутствии принцессы Елизаветы, ничего не видя и не слыша» (РИО, 92, с.231-232). Изумление старого фельдмаршала понять можно - ведь он всегда считал, что именно его, «Столпа Отечества» (так Миних называл себя в мемуарах), изумительного храбреца и красавца, безумно любят солдаты русской армии.

Между тем цесаревна давно и последовательно добивалась расположения гвардейцев. Они звали ее кумой и на «ты» потому, что дочь Петра Великого, как и ее незабвенный отец, часто соглашалась стать крестной матерью новорожденных у простых гвардейских солдат. Цесаревна дарила роженице золотой и запросто, не жеманясь, выпивала со счастливыми родителями чарку водки за здоровье своего очередного крестника. А как известно, крестная связь, кумовство на Руси признавалось родством не менее близким, чем родство кровное. Поэтому надо думать, что когда пришел ее час, цесаревна возглавила штурмовой отряд не просто гвардейцев, но и отчасти своих родственников. Словом, триста разгневанных кумовьев возвели свою куму на престол. И вообще, в поведении, манерах цесаревны было много симпатичных простым солдатам черт - она была добра, ласкова к ним, «взором любезна» и во всем этом выигрывала в сравнении с императрицей Анной Ивановной - женщиной грубой, неласковой и некрасивой.

Расположение или, как тогда говорили, «горячность», которое подчас публично проявляли к цесаревне гвардейцы, усиливалось еще и тем, что Елизавета казалась им такой нежной и беззащитной, угнетенной людьми плохими, да к тому же иностранцами, вроде Бирона или членов Брауншвейгской фамилии, занявших престол великого Петра. А между тем в глазах гвардии Елизавета была единственным человеком, в котором струилась кровь Петра - да так оно и было! Не только в глазах гвардии, но и народа она была своей, русской (скажем, как в пьесе, «в сторону», наполовину - все-таки ее матушка русской крови не имела). В гвардейской среде Петра Великого обожали, о нем говорили с восторгом. Списки гвардейцев, тех, кто пошел ночью 25 ноября 1741 года вместе с Елизаветой на мятеж, примечательны тем, что состоят на треть из солдат, начавших свою службу еще при Петре, причем более пятидесяти из них участвовали в Северной войне 1700-1721 годов и в Персидском походе 1722-1723 годов. Иначе говоря, к 1741 году ветераны этих войн были испытанными бойцами; некоторым из них стукнуло пятьдесят - по тем временам возраст весьма почтенный. Можно представить себе, как в казармах и на бивуаках такой седоусый «дядька» рассказывал окружавшим его молодым солдатам о походах с великим полководцем, о его дочери - красной девице, умнице и помощнице, которую они видели вместе с великим царем. В таких рассказах на Елизавету распространялась харизма первого императора.

А слушатели у ветеранов были благодарные - из трех сотен будущих мятежников 1741 года 120 человек относились к зеленым юнцам, записанным в гвардию в 1737-1741 годы, причем 73 из них были рекрутами из крестьян. Пусть не покажется читателю странным, что в гвардии - оплоте русского дворянства - служили простые крестьяне, а также бывшие посадские, разночинцы и даже холопы. Включение их в гвардейские полки, да еще в первую (самую почетную) роту Преображенского полка, не было случайностью, а явилось следствием целенаправленной кадровой политики правительства императрицы Анны Ивановны. Когда в 1741 году начались допросы свергнутого регента Бирона, то его, кроме серьезных государственных преступлений, обвиняли также и в «разбавлении подлыми» людьми элитных частей, что делалось им якобы «для лучшего произведения злого своего умысла» по захвату власти. Известно, что свергнутый Бирон (как и Остерман позже, в деле 1742 года) во время этого следствия играл роль козла отпущения и отвечал за все грехи аннинского царствования. Между тем политика вытеснения дворян из гвардии была изобретена не злобным временщиком, а самой императрицей Анной Ивановной. Вступив в 1730 году на престол при чрезвычайных обстоятельствах, когда большая часть дворян составляла проекты по ограничению императорской власти, Анна на всю свою жизнь сохранила недоверие к своим подданным-дворянам и всегда опасалась нового «замешания», подобного движению начала 1730 года. Одним из первых ее шагов на государственном поприще стало учреждение нового гвардейского полка - Измайловского, в который совсем неслучайно набрали мелких служилых людей с южных окраин - однодворцев, а офицерами, в большинстве своем, назначили иностранцев. Происходило это не от большой любви государыни ко всему иностранному, а от недоверия Анны к отечественному дворянству. В том же ключе следует рассматривать и обновление старых гвардейских полков, воинам которых весьма не нравилось появление новых любимчиков государыни - измайловцев.

Но в своих расчетах Анна Ивановна и Бирон ошиблись. Новые люди, включенные в ряды Преображенского и Семеновского полков, не меняли общих настроений гвардии. Простые деревенские парни тотчас проникались корпоративной психологией гвардейцев, становились такими же преторианцами, как и служившие там дворяне. Новое пополнение с восторгом слушало рассказы ветеранов о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах и о великом царе, который - не чета нынешним правителям!