Александр Гомельский - Центровые Страница 6

Он был простодушен, Вася Ахтаев, добр, широк. Его нетрудно было обмануть. Некоторые пользовались его наивностью, открытостью. Но как только он чувствовал фальшь или ловил кого–то на лжи, — все, такой человек становился его личным врагом. Обмана он не прощал. В его ранней смерти (ему было пятьдесят) зачастую винят баскетбол. Ведь была такая медицинская теория, что очень высоким людям движение противопоказано, что им нужен чуть ли не постельный режим. А в баскетбольных кругах существовала тенденция искусственного ограничения роста игроков. Но и то и другое, на мой взгляд, неверно, а последнее еще и антигуманно. Гиганты не виноваты, что родились такими. На их счастье, появилась такая замечательная игра — баскетбол. И именно здесь великаны нашли себя. В баскетболе им не нужно было избегать окружающих, не нужно было стыдиться огромного роста. Наоборот, как раз рост и делал их заметными, привлекательными, интересными для остальных людей. И Вася Ахтаев–не исключение. Скорее, он даже наиболее яркий пример того, как баскетбол сотворил личность.

Янис Круминьш

Ян Янович Круминьш, или, как его звали в Латвии, «гарайс Ян», что означает «большой Ян», мне по–особому дорог. Так уж сложилась моя тренерская жизнь, что в основном приходилось работать с уже сформировавшимися спортсменами. От меня требовалось лишь шлифовать их мастерство доводить до самой высокой кондиции.

И только Круминьш — мой ученик в полном смысле слова. Я нашел его, уговорил заниматься баскетболом, научил азам игры, сделал из него классного спортсмена, получившего звание заслуженного мастера спорта. Он прошел у меня весь путь — от новичка до самого популярного спортсмена Латвии, одного из сильнейших центровых мира. Да, именно Круминьш стал первым советским центровым истинно международного уровня.

Он рано потерял отца, в которого вышел ростом и статью. Так что уже в 13 лет Яну пришлось работать. Жизнь заставила его быть самостоятельным, к тому же на его плечи легла забота о матери. В 14 лет в нем было ровно два метра, и поэтому в лесничестве, где он трудился на сборе смолы, Яну не составляло труда перевыполнять две–три нормы: ведь он мог поставить стаканчики для смолы выше других. Впоследствии именно это долго мешало ему поддаться на мои уговоры попробовать себя в баскетболе. «Зачем мне это? — искренне недоумевал он. — Я хорошо зарабатываю, я свыкся с лесом, мне и здесь хорошо». И ни в какую не соглашался приехать на тренировку.

Действительно, среди стройных, высоченных сосен он при своем росте 218 см чувствовал себя как дома. Общества других людей Ян не искал, наоборот, сторонился их, предпочитая всему другому работу и тихую, размеренную жизнь с мамой в деревне. Да и амбиций, тщеславия, желания как–то выделиться, показать себя у него никогда не было. В общем, баскетбол, спорт были ему чужды и неинтересны.

Кстати, не я один обратил на него внимание. Как потом выяснилось, наш выдающийся тренер по легкой атлетике Виктор Ильич Алексеев по чьей–то подсказке нашел Яниса и вытащил со своими учениками на сбор в Нальчик, где пытался сделать из Яниса метателя. До этого другие спортивные специалисты, очарованные его сложением и силищей, пытались заинтересовать Яна рингом, борцовским ковром, но и у них ничего из этого не вышло. Попробовав и бокс, и борьбу, Янис быстро остывал и бросал эти затеи. До сих пор не знаю, почему именно мне повезло.

Наверное, все же я был более настойчив, к тому же Латвия — баскетбольная республика, а значит, рост Круминьша как главный аргумент в моих рассуждениях о его спортивном будущем сыграл свою роль. В общем, удалосьтаки увлечь его баскетболом. И началась наша поистине адова работа.

Янису нужно было пройти всю азбуку игры, от А до Я. И если физически он оказался на удивление подготовленным к занятиям спортом, то для освоения технических приемов потребовался каторжный труд.

Сухой, крепкий, без грамма лишнего веса (хотя в нем было 140 кг), с широченной спиной, мощный (помощнее, пожалуй, Ткаченко), он был к тому же хорошо координированным, правда медлительным. Научить его бегать и прыгать без мяча было делом не особенно трудным. Но то, что касалось технической стороны (ловля мяча, передачи, броски), давалось Яну очень нелегко. Нервов и сил мы потратили немало. Подчас Янису все надоедало, и он даже пытался бросить баскетбол: «Зачем мне все это надо? Для чего я так мучаюсь?..» Потрясающее качество Круминьша, как любого другого истинно талантливого спортсмена, — восприимчивость. Из центровых такого класса, пожалуй, один Сабонис впоследствии выделялся в этом плане. Яну не нужно было по два, по три раза повторять задание, показывать прием. Он все запоминал моментально и старался сделать на максимуме своих возможностей. Поэтому и прогрессировал он, может быть, и медленно, но неуклонно.

Когда я привел Яна к Маршалу Советского Союза Ивану Христофоровичу Баграмяну, маршал, сам довольно крупный мужчина и с симпатией относящийся к высоким людям, вышел из–за стола, протянул Яну руку и сказал: «Вот это достойный мужчина. Все, что для него нужно, сделаем…» И сразу завертелась карусель. Для Яна за пару дней сделали специальную кровать–топчан длиной три метра. Пригласили самого знатного мастера–портного, который, взобравшись на стремянку, обмерил Яниса и сшил ему подходящий костюм. Лучший сапожник сделал первую в жизни Круминьша колодку: раньше он обходился самодельной обувью, в которой ходил в любое время года. Действительно, для «большого Яна» делалось все, хотя он еще не был никому известен.

Становлению Яниса как баскетболиста очень мешали его врожденные черты характера, вообще–то очень и очень привлекательные, но в спорте подчас лишние — скромность, деликатность, терпимость, застенчивость. Он не переносил повышенного внимания к своей персоне, тут же замыкался, уходил в себя, не хотел, да и не мог работать в полную силу. А его появление в нашей команде конечно же не могло остаться незамеченным. И даже латыши, эти спокойные, а главное, интеллигентные люди, не сумели сдержать своих чувств, не хватило их на то, чтобы тактично отнестись к Янису. Как только он заходил в магазин, в кафе, садился в автобус или трамвай, туда тут же набивались толпы. Ян буквально бежал от зевак, но его настигали повсюду. Поэтому первым в рижском СКА он купил «Москвич», получив возможность укрываться от любопытных взглядов, спокойно ездить из дому на тренировки и обратно, не пользуясь общественным транспортом. Правда, и этот «Москвич», и затем «Победа» стали шокировать уже наших игроков. Им казалось, что не к лицу такой заметной и большой личности, как Круминьш, ездить на маленьких машинах. И они чуть ли не силком заставили Яна приобрести «Волгу» 21‑й модели. На этой «Волге» он ездит до сих пор, даже не пытаясь пойти к кому–то и попросить сменить ее на более современную. Нет, это не в правилах Яна — пользоваться своей популярностью. Тогда же из–за назойливых болельщиков нам приходилось запирать вход на нашу площадку (я ее построил своими руками, с деревянным настилом), чтобы публика не мешала Янису тренироваться. Мы с ним приходили часа за два до основной тренировки и вдвоем трудились над освоением азов баскетбола. Потом Янис признавался, что «лучше Саши мне никто не пасовал, удобнее всего мне было играть с Сашей». И это действительно так. Ведь я был одно время играющим тренером, у меня и вправду был неплохой пас (я в юности упорно копировал Лысова), к тому же моей главной задачей было побыстрее наиграть Круминьша. Если остальные ребята играли на себя, то я должен был думать о будущем, о становлении Круминьша. Зимой 1953 года мы уступили рижскому «Спартаку» и в первенстве Риги, и в чемпионате Латвии. То была сильная команда (Карнитис, Остроухо, Каугурс, Теммерс, Калхерт, Лиепкалнс), с которой нам сражаться было еще трудновато. Но уже летом в 1954 году мы замахнулись на титул лучшей команды республики. Однако ставить Яна я еще не рисковал, он был пока наблюдателем: вдумчивым, старательным, усидчивым. Все стремился понять, уразуметь, до всего дойти, во все вникнуть. Трудолюбие его было поразительным. Добавьте вообще характерные для латышей дисциплинированность и исполнительность, и станет ясно, почему он довольно быстро вырос как игрок.