Александр Драбкин - Тайна Железного Самсона Страница 6

Но тут взгляд его упал на Шуру. В суматохе штальмейстер совсем забыл об этом маленьком виновнике чуть было не вспыхнувшего скандала. Теперь мальчик ему был не нужен. Денег у паренька явно не было.

Штальмейстер попытался незаметно спровадить его с арены. Шепотом пообещал рубль, если тот исчезнет быстро и без скандала. Но не тут-то было.

Этот человек в потертом фраке не знал, с кем он имеет дело. Он не знал, что перед ним будущий победитель Сандова, иначе Шурка о себе и не думал. Он гордо выпятил грудь и почти закричал: «Нет, я хочу соревноваться».

Голос его был слаб и тонок, но все-таки первые ряды услышали. «Пусть соревнуется без залога, допусти мальчишку», — поддержал его какой-то бородач в партере. «Давай, парень, действуй!» — кричали ложи. «Желаем мальчишку!» — отозвалась галерка.

Делать было нечего. Штальмейстер взмахнул рукой, заиграла музыка. Служитель в униформе поднес Шуре стальной прут.

Прут обыкновенный. Потоньше тополиных ветвей. Только почему же так жжет ладони, почему страшно ноет колено, о которое Шура старается перегнуть стальную палку, почему такой тяжелый гул в ушах? Еще чуть-чуть, и поддастся эта проклятая железяка. Ну, сгибайся же!

И тут Шура услышал свистки, топанье ног, хохот. Симпатии зала сменились злыми наемниками: «Брось, пацан! Пойди за мамкину сиську подержись», — грохотала галерка. Заливисто хихикал кто-то совсем рядом в партере. Все было кончено. Провал. Позор…

Вдруг, перешагнув через три кресла и невысокий барьер манежа, рядом с Шурой очутился тот самый бородач, который первым начал кричать «допусти мальчишку». Дорогой костюм, казалось, вот-вот лопнет на его могучих плечах. В руке — трость с золотым набалдашником. Во рту — сигара.

Аккуратно положив трость на барьер, бородач взял у Шуры железный прут и внимательно его осмотрел. Зрители притихли, с нетерпением ожидая, что сообщит им новое действующее лицо этого полного неожиданностей представления.

Бородач продолжал рассматривать прут. И лишь когда с галерки раздался крик: «Эй, ты там, в чем дело-то, что глазеешь», — он заговорил медленно, почти не повышая голос. «Дамы и господа, — зазвучал над ареной его несильный, но звонкий бас. — Мальчик согнул прут. Извольте убедиться». Он взял стальной стержень за оба конца и поднял над головой. Действительно, изгиб был. Маленький, но явственно видный изгиб на знаменитом стальном пруте Вани Пуда. Тут началось нечто невообразимое. Аплодисменты, топот, свист, треск скамеек и кресел — все смешалось в один нестройный гул. Шура снова был героем толпы.

Напрасно потерявший всю свою солидность Ваня Пуд пытался перекричать эти сотни глоток и убедить взбудораженных посетителей балагана в том, что не мальчик согнул прут. «Это все он, он сделал! Покрутил, покрутил, да и подогнул немного!» — вопил Ваня, тыкая пальцем в невозмутимо улыбающегося бородача. Но его никто не слушал. Человек, еще несколько минут назад бывший воплощением силы, кумиром ярмарки, больше не существовал — на арене остался просто толстый, суетливый, потный да еще смешно выряженный в полосатое трико мужичок.

Среди всей этой суматохи только штальмейстер, бородач и Шура сохраняли относительное спокойствие. Шура просто не знал, что делать. Руки вдруг стали ему мешать, он то прятал их за спину, то глубоко засовывал в карманы, то скрещивал на груди, а потом опять тут же прятал за спину. Бородач безмятежно улыбался, опираясь на свою форсистую трость. А штальмейстер, внимательно вглядываясь в бушующий зал, оценивал обстановку. И оценил ее правильно. Теперь, когда мальчик согнул прут, пусть согнул чуть-чуть, пусть сомнительно, он ли это сделал или ему помог удивительный бородач, — количество желающих померяться силой с Ваней возрастет. Пуд побежден, и немало найдется людей, готовых показать свое превосходство над поверженным кумиром.

Придя к этому выводу, штальмейстер поднял руку и хорошо тренированным голосом прокричал: «Господа, продолжаем! Желающие принять участие в состязании — прошу на арену».

Конца выступления наш герой не видел. Сжимая в руке денежную бумажку, он вышел из цирка вместе с бородачом, и их тут же впитала в себя плотная, пестрая ярмарочная толпа. У какого-то павильона бородач остановился, положил Шуре руку на плечо и сказал: «Ну, прощай. Как-нибудь встретимся. Кучкин я, борец, не слыхал про такого? — Потом, чуть подумав, добавил: — Прут-то я действительно немного того, подогнул. Но ты парень здоровый. Еще не то делать сможешь. А что сжулил, так ведь в цирке без этого не проживешь». — И бородач, добродушно хохотнув, исчез в базарной толкучке.

Шура стоял растерянный. Сложной штукой оказался цирк. С одной стороны, он вроде бы проиграл. Но в то же время его похвалил, обнадежил этот большой и сильный человек. Деньги, конечно, он заработал нечестно. Но ведь и штальмейстер тоже жук, знает, что никому из соревнующихся не удастся вернуть свой залог, вот и обирает простаков. А Сандов? О, Сандов! Это спортсмен, настоящий спортсмен, честный и гордый…

Дойдя в своих сложных размышлениях до Сандова, Шура почувствовал, как гадко стало у него на душе. Все сразу прояснилось. Как далек этот ярмарочный балаган, этот мелочный торг от красивого культа силы, от благородного мужества Сандова! Как все это непохоже на ту блистательную победу, которой он добивался в долгие часы тренировок, которую видел в рассказах Клима Ивановича, в беседах с дядей Гришей! Сейчас Шура оказался от нее дальше, чем когда бы то ни было раньше.

Так бродил он по ярмарке из одного ее конца в другой, проклиная цирк, проклиная себя, ненавидя всех этих толкущихся, снующих, суетливых людей. А когда стемнело, Шура снова оказался у дверей цирка.

Начиналось вечернее представление. В толпе у входа только и разговоров было, что о дневных событиях. О том, что какой-то мальчонка показал силу необыкновенную, и как понесли простаки червонцы в залог хитрому штальмейстеру, но никто потом не смог согнуть этот знаменитый Ванин прут. Уплыли денежки простаков в карман хозяина балагана, а Ваня Пуд восстановил свое имя сильнейшего человека. Суждения высказывались разные. Одни говорили, что мальчишка был удивительно силен, другие — что это все хитрости циркачей: денежки, мол, из простого народа выманивают.

Шура забился в темный край галерки. Он боялся быть узнанным, стыдился самого себя, страшился наказания, которое неминуемо ждет его дома за самовольную отлучку. Но не мог покинуть цирк.

Выступление прошло спокойно. Опять были и дрессированные собачки, и лошади, и клоуны, и фокусник. Только Ваня Пуд вышел насупленным., сердитым. Штальмейстер уже не предлагал никому меряться с богатырем силой. Проделав все, что положено, Ваня под редкие хлопки покинул манеж.