Морис Палеолог - Царская Россия накануне революции Страница 6

 Начало положил Достоевский, излагая свои личные воспоминания в книге, которая, по-моему, является лучшим его произведением, в "Записках из Мертвого Дома". Толстой в "Воскресении" подробно рисует пред нами с своим беспощадным реализмом тюрьму и ссылку с материальной, административной и нравственной стороны; Короленко, Горький, Чехов, Вересаев, Дымов и др. также делают свои вклады в этот музей ужасов; картины развертываются на фоне Петропавловской крепости, Шлиссельбурга, гиблых мест Туруханска и Якутска, холодных берегов Сахалина. Вероятно, многие русские читатели этих рассказов думают про себя: "Может быть, и я туда когда-нибудь попаду".

Вторник, 11 января.

 Несмотря на сильные морозы и трудность сообщений, русское войска в Галиции полны инициативы и подъема.

 Князь Станислав Радзивилл, недавно приехавший из тех мест, рассказывал мне, что взятый на той неделе в плен немецкий офицер, услышав, что он говорит по-польски, шепнул ему на ухо тоже по-польски:

 "Немцам пришел конец. Держитесь! Да здравствует Польша!"

Среда, 12 января.

 Английские и французские войска благополучна окончили эвакуацию галлипольского полуострова.

 Неудача полная, но катастрофы избежали.

 Турки отныне направят свои удары на Месопотамию, Армению и Македонию.

Четверг, 13 января.

 Следуя своим принципам и своему строю, царизм вынужден быть безгрешным, никогда не ошибающимся и совершенным. Никакому другому правительству не нужны в такой степени интеллигентность, честность, мудрость, дух порядка, предвидение, талант; дело в том, что вне царского строя, т. е. вне его административной олигархии, ничего нет: ни контролирующего механизма, ни автономных ячеек, ни прочно установленных партий, ни социальных группировок, никакой легальной или бытовой организации общественной воли.

 Поэтому если при этом строе случается ошибка, то ее замечают слишком поздно и некому ее исправить.

Пятница, 14 января.

 Император, по случаю русского Нового Года, обратился к армии со следующими словами:

 "Доблестные воины мои, шлю вам накануне 1916 года мои поздравления. Сердцем и помышлениями я с вами, в боях и в окопах... Помните: наша возлюбленная Россия не может утвердить своей независимости и своих прав без решительной победы над врагом. Проникнитесь мыслью, что не может быть мира без победы. Каких бы усилий и жертв эта победа нам ни стоила, мы должны ее добыть нашей родине".

Суббота, 15 января.

 Третьего дня австрийцы заняли Петинье: черногорцы очень любезно сдали им этот город.

 Генерал Б., сообщивший мне эту новость, заметил: "Вот отступление, от которого пахнет изменой".

Воскресенье, 16 января.

 Оставление Галлиполи английскими и французскими войсками оказывает подавляющее действие на русское общественное мнение. Со всех сторон я слышу одно: "Ну, теперь вопрос решен - нам никогда не видать Константинополя... Из-за чего же дальше воевать"?..

Среда, 19 января.

 Дело снабжения русской армии ружьями, благодаря настойчивости генерала Алексеева, заметно улучшается. Вот цифры ружейных запасов:

 1. Ружей в деле, на фронтах- 1.200.000;

 2. Ружей, разгруженных в Архангельске,- 155.700;

 3. Ружей, разгруженных в Александровске,- 530.000;

 4. Ружей, готовых к отправке из Англии,- 113.100.

 Доставка в Белом море производится при помощи ледоколов, с громадными трудностями. В районе Александровска организован на широкую ногу транспорт на оленях. А от Мурманска до Петрозаводска не меньше 1000 килом. пути.

 До конца апреля ожидают прибытия 850.000 ружей, как максимального количества.

 К несчастью, русская армия в Галиции понесла недавно ужасные потери: 60.000 человек. Под одним Чарторыйском 11.500 чел., ослепленные снежной вьюгой, были в несколько минут скошены немецкой артиллерией.

Пятница, 21 января.

 На бессарабском фронте, на северо-восток от Черновиц, русские предприняли новое и упорное наступление, благодаря чему им удалось захватить целый сектор австрийских позиций. Этот результат очень дорого обошелся русским: 70.000 убитых и раненых и 5.000 попавших в плен. К сожалению, русское общественное мнение стало гораздо более чувствительным к потерям, чем в успехам.

Понедельник, 24 января.

 Постоянные увертки Братиано ставят Румынию в опасное положение. Германские государства уже начинают принимать по отношению в ней угрожающий тон.

 Русский посол в Букаресте, Поклевский, стал настаивать, чтобы Братиано открыл свои карты. Тогда Братиано ему ответил: "Я колеблюсь между двумя решениями. Либо тон немецких и австро-венгерских агентов свидетельствует только о дурном настроение духа их правительств, вызванном вопросом о румынской пшенице. Если это так, то мне легко будет дать Германии и Австро-Венгрии какое-нибудь удовлетворение. Либо этот тон есть прелюдия ультиматума, который потребует, например, немедленной демобилизаций нашей армии. В таком случае, я надеюсь оставаться хозяином нашего общественного мнения и я отвергну ультиматум".

 "Если вы предвидите последний исход", ответил Поклевский, "то ваш главный штаб должен был бы немедленно вступить в сношения с нашим главным штабом. Нельзя терять ни одного дня".

 Братиано согласился с этим и сказал: "Скорое прибытие русской армии в устья Дуная нам было бы необходимо, чтобы иметь защиту против нападения болгар на Добруджу".

 Сазонов, передавший эти подробности, попросил ген. Алексеева незамедлительно заняться этим вопросом.

 Задняя мысль Братиано совершенно ясна. Он хотел бы возложить на Россию задачу задержки болгар, чтобы быть в состоянии направить весь удар румынской армии на Трансильванию, на этот предмет национальных вожделений Румынии.

 Но сможет ли русский главный штаб снова сконцентрировать армию в Бессарабии? Я в этом сомневаюсь, судя по телефонному разговору, который происходил между Сазоновым и военным министром еще до упомянутой беседы Сазонова со мной. Ген. Поливанов не думает, чтобы можно было снять с фронта армию в 150.000 или в 200.000 чел, чтобы перебросить ее в Молдавию; у буковинской и галицийских армий очень трудная задача; нельзя допустить их отвода назад, на 600 километров от их нынешней базы.

Среда, 25 января.

 Япозвал сегодня к завтраку румынского посланника, Диаманди, и снова указал ему на опасность того двусмысленного образа действия, который так по душе его приятелю Братиано:

 - Неужели Братиано не понимает, что его политика может привести к самым печальным неудачам? Имея дело с русскими, нельзя быть достаточно определенными, предвидящими, точными. Вся ваша политика мне кажется чистым безумием, так как я вижу, что вы теперь, несмотря на грозящий ультиматум со стороны Германии, даже не пытались заключить военной конвенции с русский главным штабом.