Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер Страница 6

А здесь, в Париже? Какой потрясающий контраст между чистыми, нарядными кварталами центра и окраинами, рабочими предместьями! Кажется, что это два различных мира! Гуляя со своим другом, Максимилиан не раз встречал группы худых почерневших людей в лохмотьях; они напоминали ему крестьян, виденных в детстве; он знал, что это рабочие мануфактур, несчастные, которые трудятся почти круглые сутки, чтобы заработать скудное пропитание. Он невольно сопоставлял этих оборванцев с раззолоченными дамами и господами из королевского поезда.

Почему, почему все это так?.. Бывало, Максимилиан подолгу ломал голову над вопросом, казавшимся неразрешимым. Теперь в сочинениях Жан Жака он находил разгадку. Нарушено естественное право, объяснял учитель. Сильные и жестокие захватили то, что должно принадлежать всем. Общество ушло так далеко вперед, несправедливость настолько его пронизала, что возврат к золотому веку невозможен. Но если нельзя уничтожить частную собственность, если нельзя вернуть людей к полному равенству, то можно и должно устранить существующее крайнее неравенство или, во всяком случае, значительно уменьшить его. Разумный общественный договор с монархом — выразителем интересов подданных — вот путь к разрешению этой задачи.

Как все ясно, логично! И главное, вполне осуществимо! Даже пропадала горечь при воспоминании о встрече с Людовиком XVI: ведь от нового короля ожидали реформ, на него возлагали большие надежды. И кто знает, быть может, личное впечатление Максимилиана не отвечало действительности, быть может, этот толстяк с тусклым взглядом окажется способным понять и воплотить программу учителя.

Толстяк явно не хотел оправдывать надежд юного Робеспьера. В мае 1776 года страна была взбудоражена известием об отставке министра-реформатора Тюрго. Эта новость обсуждалась всюду, в том числе и в Луи-ле-Гран. Говорили, что виной всему придворная интрига, в которую замешана королева. В действительности дело обстояло серьезнее и основа его была несравненно глубже.

Опальный министр был человеком незаурядным. Последователь физиократов, проникнутый идеями Просвещения, он лучше многих видел и понимал существо происходивших во Франции процессов.

Он видел, что страна вступила в острый конфликт с феодальной системой регламентов и ограничений.

Он понимал, что ослабить социальные противоречия, таившие страшную угрозу для абсолютной монархии, можно лишь уменьшив неравенство сословий и установив более равномерное распределение налогового бремени. Став генеральным контролером финансов, Тюрго провел ряд важных реформ, которые, останься они в силе, могли бы способствовать развитию капитализма и сгладить на первое время многие острые углы. Тюрго отменил стеснения хлебной торговли, ликвидировал барщины, уничтожил цеховые корпорации. Многие виды торгово-промышленной деятельности освобождались от феодальной опеки. Но при этом, желая найти выход из тяжелого финансового положения, министр-реформатор посягнул на святая святых и запроектировал обложить постоянным налогом привилегированные сословия. Это его и погубило.

Придворные негодовали и требовали крутой расправы с министром. В Бастилию его! На цепь! Ишь, что задумал! Рупором настроений придворной камарильи стала королева. Слабый и нерешительный Людовик тотчас же спасовал. На цепь генерального контролера не посадили, но отставку ему вручили немедленно. Все реформы были отменены.

Самые противоречивые мысли волновали Римлянина. Почему так не совпадают теория и действительность? Почему убирают тех, кто полезен обществу, и оставляют тех, кто ему вредит? Почему по всей стране происходят волнения крестьян? После знакомства с трудами Руссо многое казалось понятным. И все же… Жизнь шла совсем не тем идеальным путем, как предрекал «Общественный договор». Трактаты Руссо не давали ответов на все вопросы. Едкая мысль Жан Жака дразнила воображение, но раскрыть ее полностью Максимилиан не мог. Кто объяснит ему все до конца? Уж конечно, не его наставники! И опять ночами напролет он погружается в книги учителя, опять перечитывает то, что уже так много раз читал.

И вдруг удар грома поражает его. Яркая вспышка молнии ослепляет мозг… Страница дрожит в руке… Вот оно, то, чего он искал и не мог найти! Вот слова, которые облекают в плоть все недосказанное и недопонятое:

«Мы приближаемся к кризису и к эпохе революции…»

…Максимилиан сидит на кровати, застывший как изваяние. Он не видит, что свеча догорела и погасла. Он ничего больше не видит и не чувствует. Он теперь знает только одно: ему необходимо, совершенно необходимо встретиться с учителем и говорить с ним. Он добьется этого во что бы то ни стало.

Он становится все более рассеянным и нелюдимым. Товарищи не узнают его. Камилл долго и тщетно пытается выведать причину непонятной перемены. Но Максимилиан отвечает односложно. Нет, даже Камиллу он не может доверить самого сокровенного, того, о чем следует говорить только с учителем. Демулен раздраженно пожимает плечами. Подумаешь! Земля не сошлась клином! Тоже нашелся гордец! Первый ученик!.. Есть люди и поинтереснее его. Вот, например, Фрерон: он веселый, беззаботный, у него водятся деньги. С ним можно неплохо провести время.

И длинноволосый Камилл теперь все чаще уединяется с Фрероном. Искоса он поглядывает еще иногда на своего недавнего друга. Что он? Ревнует? Мучается угрызениями совести? Нет, ничего похожего! Кажется, он не считает себя ни в чем виноватым! Ну и бог с ним!..

Коллеж остался позади. Он окончен с наградой и похвальной грамотой. Там теперь учится младший брат Максимилиана, Огюстен, которого удалось устроить на место, ставшее вакантным.

Римлянину двадцать лет. Подросток превратился в юношу, гимназист — в студента. Он слушает лекции на юридическом факультете Сорбонны. Как и прежде, Максимилиан всецело занят учебой. У него нет друзей. С Камиллом он не встречается. На своих собратьев по учебе смотрит свысока.

Глупцы! Чем заняты они? Они пропускают лекции и ведут безалаберную жизнь. Чередуя попойки с любовными приключениями, они сидят по нескольку лет на одном курсе и смотрят на занятия, как на тяжкое бремя. Но тогда к чему же учиться? Максимилиан не может этого понять.

Нет, он не таков. Он всегда строг к себе. Он очень экономен; впрочем, его средства настолько ничтожны, что без крайней бережливости бедному стипендиату не протянуть. У него, так заботливо следящего за своей одеждой, нет даже порядочного костюма.

Ну и что ж! Быть может, это к лучшему: он всегда имеет благовидный предлог для отказа от нежелаемой встречи. А для той встречи, о которой он так мечтает, ему не нужен выходной костюм!