Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 6

Что же между тем происходило на перенаселенном верхнем этаже дома на улице Фабур-де-Ром в Марселе? После успеха Наполеона под Тулоном и его назначения командующим бригадой судьба улыбнулась семье и ее дела пошли резко в гору. Жозеф, Люсьен и даже молодой Луи не замедлили воспользоваться восхождением звезды своего брата. Жозеф получил пост интенданта в итальянской армии, Люсьен приобрел для себя пост хранителя военного склада в деревне Сен-Максимин, но именно пятнадцатилетний Луи самым впечатляющим образом использовал предоставившуюся ему возможность, получив назначение подручного майора артиллерии в Национальной гвардии! Если бы только кто-нибудь из последовавших биографов семьи отметил скорость, с которой трое братьев осуществили столь удачливый прорыв, Европа могла бы меньше удивляться приспособленчеству Бонапартов в последующие годы.

Не существует никаких свидетельств того, что сам Наполеон действительно обеспечил эти назначения, но, вне всякого сомнения, им способствовало его влияние или влияние Саличетти, его корсиканского сподвижника, который подружился с Наполеоном в Тулоне и помог ему занять пост командующего артиллерией. Повышение до командующего бригадой привело к значительному росту его жалованья, и первые помыслы Наполеона касались обедневшей семьи в Марселе. Но сколь ни было бы это важно, такое продвижение не было единственным фактором улучшения материального положения семьи. Через несколько месяцев после взятия Тулона она получила доступ к сумме эквивалентной 6000 фунтов стерлингов: 1 августа 1784 года Жозеф, тупица семьи, отхватил себе богатую наследницу!

Было бы интересно побольше узнать о романе между тяжеловесным Жозефом и наиболее скромной из двух девочек семьи Клари, которая принесла такое значительное приданое человеку, лишь недавно получавшему правительственное вспомоществование. Месье Клари, отец Жюли и миловидной Дезире (которая позднее была так близка к замужеству за ее знаменитым зятем), описывается различными источниками как мыловар и как торговец шелком. Возможно, он был и тем и другим. Детали, относящиеся к подоплеке деятельности Клари, установить трудно, так как в последующие годы, когда обе его дочери занимали различные троны, члены его семьи по понятным причинам воздерживались говорить о прежних своих связях с мылом и шелком. Жюли не была красива, и до нас дошли нелестные высказывания о чертах ее лица, но все современники сходятся в том, что она была добрым, великодушным человеком, способным пожертвовать многим, чтобы помочь страждующему. Возможно, ей приглянулись благодушие и сговорчивость Жозефа или его хорошая внешность одержала верх над костюмами более преуспевающих мужчин. Отец же ее, видимо, был достаточно дальновиден, чтобы разглядеть значительные улучшения в судьбе Бонапартов, после того как брат жениха заработал себе выдающуюся репутацию на юге. В любом случае невеста получила одобрение отца, и приданое было выплачено. Наконец-то на некоторое время Летиция и четверо ее младших детей могли быть уверены в получении средств на пропитание.

Наполеон, понятно, был в восторге. В течение нескольких лет он вносил большую часть своего скудного жалованья на то, чтобы его мать, братья и сестры могли спокойно спать и питаться, и хотя он никогда не жаловался, сообщение о значительном приданом Клари должно было принести ему огромное облегчение. Служба Луи в качестве подручного майора не была долгой. Кто-то, а возможно, и сам Наполеон, понял, что продвижение с такой скоростью не должно поощряться в отношении пятнадцатилетнего мальчика, и он был отозван из Национальной гвардии и направлен в Шалон для службы кадетом и завершения своего прерванного образования.

Поздним летом 1794 года всем членам семьи должно было казаться, что удача повернулась к ним лицом и что они могут смотреть в будущее с некоторым оптимизмом. Они были не правы. Лето 1794 года оказалось ложным рассветом. Менее чем через год перспективы семьи выглядели, как и ранее, мрачными.

Волна реакции, распространявшаяся на юг из Парижа, ощутимо затронула и семью Бонапарта. Внезапно и малопонятным образом Террор стал немодным, и те, кто присоединялся к нему, вместо гонителей превратились в гонимых. Наполеон никогда не был террористом, но он являлся близким другом брата Робеспьера, а Люсьен, который редко делал что-нибудь наполовину, привлек к себе внимание, восприняв крайний республиканизм, популярный в период, предшествовавший смерти тирана.

Наполеону удалось избежать участи ряда помощников Робеспьера в провинциях. Кровавый Каррье, палач Нанта и изобретатель республиканских «свадеб» (при которых жертвы связывались двое-надвое и топились в Луаре), был отдан в руки правосудия, то же случилось с Фукуй Тинвилем, бесстрастным чудовищем, чье одобрение в качестве общественного обвинителя отправило на гильотину сотни людей. Реакция против бессмысленного кровопролития была, однако, не единственным фактором, замедлившим продвижение семьи в то лето, так как за ней последовало ослабление национальной воли к сокрушению коалиции, угрожавшей Республике. Настроения фривольности заняли место резкого патриотизма, и порыв к революции был утрачен. Глубже к югу, куда поехал Наполеон в качестве инспектора прибрежной обороны, армии были босыми, плохо оснащенными и совершенно недисциплинированными. Началась экспедиция, рассчитанная на то, чтобы вновь захватить Корсику, и в ней принимал участие Наполеон. Но она завершилась провалом, и частично позор коснулся победителя в битве под Тулоном.

Мадам Бонапарт со своими тремя миловидными дочерьми и младшим сыном переместились в Ниццу, чтобы быть ближе к человеку, которого они рассматривали как главу семьи. Элиза и Полина, теперь соответственно восемнадцати и пятнадцати лет, уже привлекали массу поклонников, и их общение с таким количеством армейских офицеров вызывало у Летиции некоторую озабоченность. Элиза приобрела репутацию флиртующей девушки, тогда как красота Полины вызывала живой интерес среди сподвижников ее брата. Но именно Люсьен доставлял своей матери серьезное беспокойство, так как до нее доходили слухи, будто бы он приобрел известность местного смутьяна.

Исследование поведения Люсьена в этот период его жизни, когда он был не более чем скромным заведующим военным складом, дает некоторые основания для прояснения последующих намеков, что он испытывал острую ревность к Наполеону и был преисполнен решимости так или иначе создать себе репутацию, сопоставимую с репутацией его брата. Он называл себя Люсьен Брут, а его закадычные друзья, пораженные его шутовским поведением, называли его «маленьким Робеспьером». Легко предвидеть, что могло бы случиться с ним, если бы такая репутация распространилась за пределы округа. Но, к счастью для него, Люсьена охватил новый и менее опасный энтузиазм. Он без ума влюбился в хорошенькую дочь содержателя местной гостиницы, и еще до того, как старшие братья или мать смогли дать ему совет, женился на ней. В то же время он не совсем отошел от политической жизни, поскольку мы наслышаны о его усердных попытках переименовать деревню