Унтер-офицер Штукатуров - Дневник Штукатурова Страница 6

С самого утра вправо от нас слышалась сальная артиллерийская пальба, трескотня пулеметов и ружей. Около 5 час. нас позвали обратно в роту и спешно повели снова к гор. Вилькомиру, здесь в садочке дали ужин, разрешили раскинуть палатки и раскатать шинели. Легли спать. Ноги распухли и болели.

25 июля.

Тронулись, когда взошло солнце. Успел я умыться, попить кипятку. Влево все время гремели орудия, повидимому, наши. Разгоралась там ружейная перестрелка, начинался бой. В 12 час. выдали обед. Разнесся слух, что наши хорошо обстреляли немцев и несколько человек взяли в плен{10}. Ночью пошли в окопы верст восемь от городка. Окопы были вырыты, но нужно было разравнять насыпь и замаскировать окопы.

Вею ночь проработали в окопах, и несмотря на то, что все очень устали и хотелось страшно спать, нам приказали делать козырьки для охранения от артиллерийского обстрела. Меня с несколькими стрелками послали на наблюдательный пункт. По дороге нашли сердобольную старушку, которая дала нам два котелка молока и 5 яиц, но деньги взять отказалась. Мы молоко вскипятили и пили теплое. Обед нам не принесли, потому мы послали одного в ближайшую деревню за молоком и провизией. Он принес 20 шт. яиц, котелок молока и два хлеба. Старушка принесла нам вишень. Мы все это сварили и очень хорошо покушали. Поэтому сегодняшний день едва ли не самый лучший для меня за всю войну в смысле питания. Вечером меня поставили наблюдателем на ночь в окопы.

27 июля.

Днем тоже был наблюдателем. Ротный командир сделал замечание, что нужно стоять не в окопе, а на бруствере{11}. Сегодня разразилась гроза и страшный ливень; окопы наполнились водой, все стояли в воде. Ночью наше отделение было назначено дежурным.

На рассвете сдал дежурство. Утром отправили на правый фланг копать окопы. После обеда нашему взводу был дан отдых. Меня послали нести обед для караула; пришлось много походить, пока нашел это место. Придя оттуда, немного уснул. Около 10 часов вечера подпрапорщик послал меня осмотреть близь лежащие домики и всех мужчин привести к ротному. [148] На дороге встретил ротного командира, который не велел водить к нему мужчин, а, только приказать им всем завтра же убраться оттуда{12}. Была страшная темень и мы едва отыскали домики. В одном домике горел огонь и слышался около разговор на литовском языке. Мы тихонько подошли и увидали повозку и лошадь, только что выпряженную из нее, 2-х мужчин и одну женщину. Мы спросили, почему у них в хате огонь то появляется, то исчезает. Они ответили, что возили за реку рожь, и только что вернулись, а потому и зажгли огонь Я передал им приказание ротного командира. Они сказали, что завтра все пойдут просить ротного командира оставить их здесь до окончания уборки хлеба. Я одобрил их намерение, а затем мы отправились обратно. Накрапывал дождь, когда я возвратится и доложил обо всем ротному командиру. Потом лег на ступеньку окопа и заснул. Дождь лил, как из ведра.

Проснулся от холода и сырости. Не было на мне ни одной сухой нитки. Попили чаю. Взводный назначил меня наблюдателем на весь день. Перед вечером приказали скатать шинели. Вскоре вдоль окопов проехал командующий полком. С вечера наше отделение дежурило.

30 июля.

Разбудили в три часа ночи и приказали кипятить чай, затем мы выступили в поход. Прошли верст двенадцать и остановились на берегу озерца, где наше отделение встало около пулеметов. Нам дали пообедать, после обеда хорошо уснули. Потом согрели кипяток и пили чай. На ночь нам пришлось постоят по очереди часовыми.

Проснулся около 6 часов утра, сходил за водой и вскипятил ее. Написал письмо брату. Помыл платочки и написан письмо товарищу. Пролетел аэроплан, а потому батальонный командир приказал отойти под гору. Около 5 часов наша рота пришла в резерв. Раскинули палатку. Около 9 часов вечера я стоял часовым.

1 августа.

В 1 час ночи нас разбудили и приказали строиться, затем мы вышли из деревни и пришли в лес, где нас положили. Лежать было холодно, я раскатал палатку, завернулся в нее и уснул. [149]

Батальонный разрешил развести огоньки, нанесли соломы; стали греть воду, потом легли спать. Подъехала кухня, нас разбудили. Перед обедом мне приснился страшный сон, я видел себя стариком и стегал ремнем дочурку, Верочку. До самого вечера нас переводили с места на место. Вечером завели в густой кустарник{13}. Наступила холодная ночь. Нам приказали надеть шинели в рукава и разрешили спать.

2 августа.

Проснулись с восходом солнца и стали разводить огонь и кипятить чай. Говорили, что нашей роте дана важная задача, но до обеда просидели на месте и очень хорошо выспались. После обеда тоже никого не тревожили. Вечером начал накрапывать дождь, а потому мы с товарищем повесили на дерево палатку, а внизу постелили соломы и вместе уснули.

Ночью разбудили часа в три, чтобы получали обед. Так как мой товарищ все время ходил за обедом и по воду, то я пошел сам; в лесу была страшная тьма, так что приходилось ежеминутно натыкаться то на винтовки, то на деревья, то на кочки. Набрав ужин, который оказался обыкновенной кашицей, я пошел назад, но дорогу не нашел и совершенно заблудился, и хотел уже вылить пищу и ощупью пробираться, как вдруг совсем близко услышал голос товарища. Я подошел к нему, раздвинув сучья и с ним дошел до места.

Утром я снова ходил за водой. Видел на дороге вереницу повозок мирных жителей, которые спасались от нашествия немцев.

Около обеда нас подняли и вывели на дорогу, около которой полежали, а затем воротились обратно. Через полчаса наш взвод был назначен, как прикрытие артиллерии, и мы, осторожно пробираясь между кустами и оврагами, прибыли к месту расположения артиллерии. Сменив стоящий здесь взвод, мы начали греть чай. Потом углубили окопы и замаскировали их. Меня назначили с 8 до 11 вечера дневальным. Я взял у товарища часы, чтобы не простоять дольше. Начало дождить и меня порядком помочило. Желая во время разбудить смену, я всматривался в часы, но ничего не мог увидеть по причине темноты. Пришлось будить наугад. Потом я влез в окопчик, завернулся в палатку и лег спать, но вода проникла через палатку и залила шею, грудь и ноги. Перед вечером наша батарея немного постреляла, а затем стала стрелять и немецкая, сначала по окопам, потом по батарее, но вреда, повидимому, никому не причинила. [150]

4 августа.

Проснулся, когда солнышко было уже высоко. Погода стала разгуливаться. Взводный приказал рыть землянку, а меня послал в фольварк посмотреть, нет ли леса для настила. Лес я нашел, взяли пилу и наготовили настил, но артиллерийскйй офицер не позволил носить днем, чтобы не обнаруживаться. Начали таскать бревна с наступлением темноты. Наслали, накидали земли, подкинули соломы и землянка готова.