Евгений Носов - И уплывают пароходы, и остаются берега Страница 6

Савоня закрывает глаза и, слушая так, одобрительно кивает головой. Он любил, когда рассказывали про дерево, про топоры и постройки, а потому не удерживается и подсказывает:

- Ты, Михалыч, про крышу им порасскажь, про крышу. Ить не хитро на первый погляд, а поди, сработай так-то!

- Прошу не перебивать! - строго кашляет в кулак Михалыч, однако, сделав паузу, широко взмахивает к небу указкой: - Хочу обратить ваше внимание на завершение кровли. Здесь мы видим так называемый конек. Правда, внешне он нам не напоминает никакого изображения, он предельно прост Но в том-то и дело, что...

И опять запел Михалыч, и, довольный, зажмуривается Савоня, нежит себя рассказом о коньке. А рассказ-то всего о сосновом комле, положенном по самому гребешку кровельки, про то, как он, оказывается, воздушно-легок и невесом и так как-то хитроумно срезан на самом окончании, что кажется, будто хочет вспорхнуть и остроклювой птицей улететь в онежские дали.

"Верно, верно говорит",- сладко млеет Савоня и сам любуется и видит в нем диво-птицу.

От толпы отделяется светлоголовый паренек в голубой куртке, простеганной крупными клетками, опускается на траву рядом с Савойей.

- В ногах правды нету, верно б-батя? - говорит он с запинкой.

- Дак и посиди,- притишая голос, дружелюбно соглашается Савоня.Отсюдова тоже слыхать. Тут ежели все рассказывать - делов много!- Савоня, радуясь возможности поговорить, пододвигается к парню.- Вот, к примеру, откудова она есть, часовня эта... Она ведь допрежь не здеся стояла, не-е! Она стояла на Муромском острове. Вот где ее законное место. Это ежели тебе пояснить, как верст на шестьдесят отсюдова по воде. Конешно, разобрали ее всю, а то как же. Пометили бревна и раскидали. Целиком ее нежели довезешь? Не шутейное дело... Дак и опять же: кто таков Лазарь? Он-то в поспешности не сказал, Михалыч, а я тебе скажу...

- У нас в Калуге тоже всяких ц-церквей дополна,- перебивает парень, отмахивая со лба косой чуб, похожий на птичье крылышко.- Не бывал в К-калуге? Циолковский, между прочим, жил.

Кто таков этот самый Ци.., Савоня слыхом не слыхивал, не знал и про то, где находится Калуга, велик ли, мал ли городок, а потому виновато промешкивается, но вскоре опять возвращается к прерванной беседе и принимается рассказывать про Лазаря, какой это был непреклонный, с характером старец, как пришел он на Онегу-озеро из грецких земель и как соорудил себе среди ненасытных болот одинокую хижу и крест возле нее и как хотели сжечь его, Лазаря, некрещеные лопяне, дикие сыроядцы, но не смогли одолеть!

- Сто пять годов прожил! - восхищенно поверяет Савоня, слыхавший эту историю то ли от своей бабки, то ли от деда, а может, и еще от кого из старожилов, хранивших старые книги.- Во какой смоляной был, Лазарь-то!

- Не знаешь, пиво есть в р-ресторане? - спрашивает парень.

- В нашем-то? Должно быть, а то как же.

- Башка, понимаешь, т-трещит...- морщится парень и сплевывает себе на ременные сандалии.- Вчера немножко д-долбанули.

- Усадку голова дает,- понимающе сочувствует Савоня.- Дак пиво должно быть. Подовчера завозили. Только бочковое.

- ...Теперь об окнах,- долетает голос Михалыча.- Мы имеем здесь дело с так называемыми волоковыми окнами...

- Понимаешь, только Вытегру проехали,- опять сплевывает парень,смотрю, ребята зовут. Пойдем, говорят, б-белые ночи встречать. Ну и пошли... А тут б-бабы подвернулись. Вон они стоят... Вон та, в белом свитере. И та вон, высокая, в коротких штанах которая...

- Дак ясное дело! - кивает Савоня.- Ежели бабы.. оно конешно...

- Ну и з-завелись...

- Стекол в то время в простых сельских храмах еще не было,- поет Михалыч.- И окна задвигались, как видите, или по-тогдашнему заволакивались, изнутри дощечкой. Отсюда - волоковые...

- Крепко ж-жахнули, понял?

- ...Существует другой тип окон, характерный для более поздних построек...

- Владлена Андреевна,- переговаривается кто-то в толпе.- Не помните, я замкнула каюту?

- Не обратила внимания.

- А то у меня там плащ остался на вешалке.

- Кажется, замкнули.

- Ужасно стала рассеянная. Я уже имела счастье в Суздали вот так оставить номер... Вовик, Вовик, не становись на порог, детка! Он может провалиться, и ты сломаешь себе ногу.

Михалыч замолкает, нетерпеливо шлепает указкой по ладони.

- Товарищи, товарищи! Имейте в виду: чем больше будете говорить вы, тем меньше расскажу я. Выбирайте.

- Пойду пива попью,- шепчет Савоне парень.

Он встает и, делая вид, будто осматривает церковь, заходит за угол постройки. Через некоторое время парень осторожно высовывается из-за угла, подает кому-то знаки, дует себе на кулак, изображая пивную кружку. В толпе прыскают какие-то девчата, и Михалыч снова прерывает свои пояснения.

- В чем там дело, товарищи? - строго оборачивается он.

Парень в голубой куртке мгновенно прячется за срубом.

Но вот со святым Лазарем покончено. Михалыч, нагнув растрепанную голову, суворовским жестом простирает вперед указку и быстрым своим шажком ведет осматривать соседнюю Великозерскую часовню. Савоня со своей ногой не успевает за экскурсией, постепенно отстает, останавливается среди острова и, приметив невдалеке от стен погоста белую панаму туриста-художника, одиноко маячившего над травами, поворачивает к нему. Там он в почтительном отдалении, но так, чтобы видеть картину, опускается на землю. Художник, невидяще глянув на пришельца, на миг показав обложенное русой молодой бородкой узкое, отрешенное, апостольское лицо, снова отворачивается к рисунку и продолжает торопко шуршать по картону цветными палочками. Савоня достает из кармана недоеденную баранку и, отламывая по кусочку, вяло жуя, наблюдает за работой, сличает картину с живой Преображенской церковью.

Художник отходит на несколько шагов от своей треноги, в раздумье теребит, пачкает цветными пальцами бородку, и видно, что недоволен своей работой. "Вот и готовое, а не дается,- думает про него Савоня.- Да и сколь уже подступались: и оттуда зайдут и отсудова..."

- Иди покурим, дак,- сочувственно зазывает к себе Савоня.

Художник молча садится рядом, платочком обтирает долгие пальцы, а сам с потаенной тоской и жадностью все глядит на путаницу Преображенских куполов, а Савоня видит, как под его бородкой ходит сухой нервный кадык.

Отсюда, с земли, сквозь колышимые на ветру былинки, храм походит на кем-то забытый в мураве туесок, доверху наполненный грибами-куполами. Будто кто набрал их полон короб и все клал и клал друг на друга, грибок на грибок, все выше и выше, сам удивляясь, как дивно это у него выходило, а на вершине грибного ворошка водрузил самый крепкий чешуйчато-серебристый подберезовик, и даже крест, темнеющий над ним, Савоне кажется прилипшим сучком, лесной соринкой.