Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера Страница 6

Однако даже тогда, в марте 1933 года, когда нацисты уже фактически захватили центральный правительственный аппарат, парализовали деятельность оппозиции и организовали беспрецедентное давление на публику, они не смогли получить поддержки большинства избирателей.

Выборы 5 марта 1933 года так и не разрешили положения: «При рекордной явке на выборы 88 % избирателей нацистская партия получила на 5,5 млн. голосов больше, чем в ноябре 1932 года, что обеспечило им 17 млн. голосов /…/. Но даже имея в своем распоряжении все ресурсы правительства, нацисты смогли обеспечить себе только 43,9 % голосов»[51] — т. е. в конечном итоге за них проголосовало лишь около 38,5 % имевших право голоса.

Но вот тут-то и проявилась гениальная предусмотрительность Гитлера: «Арестовав депутатов-коммунистов, но формально не запрещая КПГ[52] и даже оставив ее членов в списках для голосования, Гитлер обеспечил себе двойной выигрыш. На выборах КПГ получила почти 5 млн. голосов; в ином случае эти голоса могли быть отданы другим партиям, но поскольку места коммунистов в рейхстаге и прусском парламенте оказались свободными вследствие произведенных арестов, нацисты /…/ получили абсолютное большинство в обоих парламентах».[53]

Сразу затем произошел захват и местной власти по всей Германии: «При помощи акций, напоминающих скорее путч, нацисты уже в первые четыре дня после выборов захватили власть в землях /…/, проводя демонстрации на улицах, окружая административные здания и требуя смещения бургомистров, полицай-президентов и, в конечном счете, правительств. В Гамбурге, Бремене, Любеке, Гессене, Бадене, Вюртемберге /…/, Саксонии /…/ по одной и той же схеме правительство земли заставляли уходить в отставку /…/. В Баварии гауляйтер Адольф Вагнер вместе с Эрнстом Ремом и Генрихом Гиммлером вынудил премьер-министра Хелда уйти в отставку 9 марта и приказал затем подчиненным занять здание правительства»[54] — и с этого момента нацисты могли освобождаться от всякой видимости игры в демократию и политические коалиции.

23 марта 1933 года последовала фактическая самоликвидация Рейхстага, принявшего закон о чрезвычайном положении — «Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства», монополизировавший власть в руках правительства, получившего и законодательные функции.[55] Против голосовали только социал-демократы,[56] партия которых была затем запрещена 22 июня того же года.[57]

14 июля 1933 года правительство издало «Закон против создания новых партий», объявив НСДАП единственной легальной политической партией Германии, причем любая попытка «организационно сплотить» другие партии или «создать новую политическую партию» преследовалась арестом или тюремным заключением сроком до трех лет.[58]

Так установилась однопартийная диктатура в Германии во главе с единоличным диктатором Адольфом Гитлером.

Вот тогда-то немцы все более добровольно пошли на поводу у Гитлера — и не потому что утратили разум (по крайней мере — большинство из них), и даже не в опасении расправ со стороны новых властей (которые осуществлялись внутри Германии вовсе не тотально, хотя весьма демонстративно и выразительно!), а просто дешево и глупо продались — за ничтожные по сути полученные материальные блага и за вовсе химерические обещанные.

«К концу 1934 года нацистский режим израсходовал около пяти миллиардов рейхсмарок на создание новых рабочих мест»;[59] экономический «кризис удалось преодолеть даже гораздо быстрее и успешнее, чем было обещано новыми властями. Уже в 1936 году была достигнута почти полная занятость, а в промышленном производстве наметился подъем»;[60] «Преобладало общее впечатление, что миллионы людей уже не стоят в очереди за пособием по безработице, а вовсю орудуют лопатой. Нищета была изгнана с улиц, и каждый видел это».[61]

Большинство немцев, в стадном чувстве оглядываясь на всех остальных, старалось убеждать себя в том, что все они служат чему-то стоящему и правому. Для немцев это совсем не сложно — они народ дисциплинированный, а повиновение начальству — высшая немецкая добродетель!

Позднее это послужило поводом для политических и исторических инсинуаций, ставших расхожими штампами, — и с ними приходится сталкиваться на каждом шагу. В очередной раз, например, они повторяются в интервью известного кинорежиссера Дани Леви — автора странной кинокомедии «Мой фюрер», вышедшей в германский кинопрокат в канун 2007 года: «говоря о Гитлере, мы говорим и о народе Германии. Каждый народ выбирает того предводителя, который ему нужен. Иными словами, Адольф Гитлер не стал бы тем, кем он стал, если бы не соответствовал желаниям и чаяниям немецкого народа. Единство Гитлера и национал-социализма с немецким народом — вот что поистине ужасно».[62]

Но не это ужасно, поскольку это просто не соответствует истине: немцы вовсе не выбирали Гитлера, как не выбирали они ни Ульбрихта, ни Хоннекера! Ужас и трагедия совсем в ином: в том, что подобные деятели все-таки становятся во главе народов, которые их вовсе не выбирают.

Немцы же, в силу своей дисциплинированности, и пострадали больше многих других, хотя с немецкого народа, как и с любого другого, нельзя снимать ответственность за его историю — и не только за историю Третьего Рейха.

Вовсе не немцы, например, инициировали создание Берлинской стены, но построили ее они сами, и они же добросовестнейшим образом сохраняли и охраняли ее затем почти три десятка лет! Да и разломана она была фактически извне — в результате таинственных и опрометчивых политических игр М.С. Горбачева: немцам лишь показалось, что им позволили ее разрушить, а потом уже было поздно исправлять это недоразумение!..

Что уж говорить при этом о концлагерях, созданных и действовавших по указанию собственного, немецкого начальства!..

Гитлер был уникален, такие личности в принципе несопоставимы с целыми народами. Вот Гиммлер был зауряден, и на его месте могли оказаться многие другие из миллионов немцев (но далеко не каждый!) — и трудиться столь же добросовестно и продуктивно.

В этом трагедия немецкого национального характера, но он такой, какой уж есть!

Это, однако не наша тема.

Позволим себе, впрочем, небольшой логический этюд: коль скоро кинорежиссер Леви отождествляет немецкий народ и Гитлера, а последний показан в его фильме как откровенный дегенерат, то эта его (Леви) оценка, следовательно, распространяется и на всех немцев.