Фредерик Филипс - Формула успеха Страница 6

Помимо прочего, в Делфте я заинтересовался архитектурой. Это у меня в крови, и не будь я предназначен «Филипсу», посвятил бы себя строительству. Мой дед по матери, Г. Й. де Йонг, известен как строитель роттердамских портов, да и мой отец проявлял большой интерес к архитектурным проектам. Я прослушал двухгодичный курс по гражданской архитектуре — в основном это касалось деревянных и стальных конструкций — и сделал проект заводского здания. Позже это пристрастие сослужило мне хорошую службу. Трудно найти концерн, который строил бы больше «Филипса», и известная архитектурная подготовка оказалась далеко не лишней, когда приходилось обсуждать проекты новых заводских сооружений, воздвигавшихся в самых разных частях мира.

Экзамен на степень магистра я сдал в июне 1929 года; диплом предстояло получить в декабре. Наша свадьба произошла как раз между этими двумя событиями. Таким образом, мы смогли совершить чудесное свадебное путешествие по Италии, Швейцарии, Австрии — путешествие, которое всегда остается для нас источником самых волшебных воспоминаний.

Мы поселились в Блумендале, в окрестностях Харлема, поскольку это было удобно с точки зрения предстоявшей мне воинской повинности. Большинство моих товарищей предпочитало покончить с этим как можно скорей, отслужив рядовыми, но я считал, что офицерская подготовка идеальна для тех, кто впоследствии предполагает руководить людьми. Можно было тянуть жребий, отдав место прохождения службы воле случая, или высказать свои особые предпочтения. Я записался инженером и был назначен на артиллерийско-технический завод в Гембруге под Блумендалом. Это было очень удачно. Я мог совершенствоваться в избранной профессии, приобретать опыт. К тому же от меня не требовалось жить в казарме, да и часы работы были обычные. Лучшего нельзя было и желать: начало работы в 7.30, конец — в 16.00, с получасовым перерывом на обед.

Меня направили на патронный завод и поручили в меру ответственную работу — такую, чтобы и заинтересовать, и не перегрузить новичка. Управляющий, И. Орстейн, оказался превосходным человеком. Он был строг, что воспринималось мною с одобрением, и я многому у него научился. Скоро меня назначили помощником руководителя инструментального отдела, и спустя некоторое время я его заменил. Это дало мне возможность узнать основы планирования, поскольку, чтобы завод работал, весь инструмент следовало поставлять в цеха строго по расписанию. Мы изготавливали пресс-формы для производства пулеметных патронов, которые выпускались в колоссальных количествах. Я научился хронометрировать рабочие операции и лишний раз убедился в том, до чего же разные люди! Один шутя делает 125 деталей, тогда как другой за то же время — только 95, да при этом старается из последних сил.

Это был мой первый опыт руководства людьми. Рабочие в Гембруге представляли собой почти вавилонскую смесь. Люди со строгими религиозными убеждениями работали за станками бок о бок с, так сказать, «густо-красными». Кроме того, здесь были уроженцы различных граничащих округов, которые, как известно, с трудом выносят друг друга, и все они объединены в презрении к амстердамцам, тогда как последние зачастую никогда бы по своей воле не жили нигде, кроме Амстердама. Так что люди действительно были на любой вкус. Я начал с того, что по приезде на работу стал здороваться с каждым. — раньше такого в обычае не было.

Одной из стоявших передо мной задач было достигнуть нужного уровня выпуска продукции. Однако система сдельной оплаты труда, бывшая тогда в ходу, не была совершенна. Как только человек превышал свою дневную норму, расценки пересматривались исходя из достигнутого результата. Такая практика была известна как «уравниловка». Естественно, проявлять усердие никто не стремился. Чтобы повысить выработку, было необходимо на определенный период времени гарантировать сохранение расценок независимо от того, как вырастет за этот срок производительность труда. Мне удалось убедить руководство в насущности подобной меры и добиться позволения испробовать эту систему на практике при ясном понимании того, что расценки не будут пересматриваться в течение года. Разумеется, прежде всего подразумевалось, что выработка будет учитываться честно и аккуратно.

Внедрение новой системы дало мне опыт, значение которого трудно переоценить. Люди в нее поверили не сразу, но когда стало ясно, что «уравниловки» больше не будет, производительность труда стала непрерывно расти, пока некоторые рабочие не превысили норму на целых сорок процентов! Это означало значительную прибавку к зарплате. Кроме того, работа стала доставлять людям удовольствие. Они принялись придумывать различные способы ускорения операций, да так, чтобы не снизить качество продукции. Это было очень интересное время — и для рабочих, и для меня. Однако после моего отъезда в парламент ушли запросы, в которых утверждалось, что работников артиллерийско-технического завода принуждали повышать выработку, и система сдельной оплаты труда снова была восстановлена в прежнем виде. Возможность какой бы то ни было инициативы со стороны рабочих исключалась полностью.

Как и следовало ожидать, коммунисты окрестили меня «сынком заводчика». У заводских ворот продавался листок под названием «Рабочий-артиллерист», где говорилось, что сын электролампового короля эксплуатирует пролетариев. Но рабочие не принимали такие щипки всерьез, свидетельством чему следующий эпизод.

В канун 1 мая 1930 года — праздника трудящихся всего мира — мы неожиданно получили крупный заказ от Военно-морского флота. Двум эсминцам, отправлявшимся в Нидерландскую Вест-Индию, требовалось пополнить свои запасы амуниции. Наш инструментальный отдел получил срочный заказ на пресс-формы для четырехдюймовых патронных гильз. Такие пресс-формы можно было изготовить только на двух самых больших токарных станках, за которыми работали самые искусные токари, оказавшиеся, как нарочно, убежденными коммунистами. Директор патронного завода предрекал, что эти двое ни за что не согласятся работать в день Первого мая. Я ответил:

— Была не была, спрошу. Чем я рискую? Только тем, что они ответят отказом!

Итак, я отправился к ним и что же услышал?

— Что ж, лейтенант Филипс, если так нужно, как вы говорите, то мы согласны. Конечно, это Первое мая, но ведь на будущий год будет еще праздник!

В Гембруге я научился приблизительно понимать, в каком направлении работает мысль правительственных чиновников. Поскольку на этом заводе я был государственным служащим, позже мне было легче следовать ходу мысли должностных лиц. Сам я старался выполнять свои обязанности в Гембруге как можно точнее, но иногда все-таки допускал промахи. К примеру, очень многое для нас делали мелкие поставщики, и как же я их порой прижимал! Пользуясь наиболее очевидным приемом, я старался сбить цену до последнего: «Вы работаете на правительство. Цена должна быть минимальной, в ином случае вы просто не получите никакого заказа!» С тех пор я прекрасно понял, что это отнюдь не лучший способ вести дела. У субподрядчиков зачастую был только один покупатель: мы. Даже если я верно рассчитывал, каковы были бы наши собственные расходы для тех же производственных процессов, иногда у меня выходили цены, которые не оставляли им ни копейки в прибыль, и я был горд собой, если ухитрялся заключить контракт с субподрядчиками за эту цену. Когда тебе двадцать пять, легко впасть в иллюзию, что ты все знаешь. Я был наказан за свой юношеский энтузиазм, когда, в свою очередь, несколькими годами позже подал заявку на подрядную работу для крупной правительственной почтово-телеграфной компании.