Питер Даффи - Братья Бельские Страница 6

И в самом деле, несмотря на то что они искренне гордились тем, что принадлежат к великому еврейскому народу, большинство детей были менее чем почтительны в отношении религиозных предписаний. Давид и Бейлэ соблюдали в доме кашрут, но мальчики частенько прятали ветчину на конюшне и с удовольствием уплетали ее втайне от родителей. Один из старших братьев Давида, рьяный ортодокс, пришел в ужас, когда увидел, что дети Бельских ничем не отличаются от своих соседей-крестьян. «Приведите мне одного из детей, и я сделаю из него настоящего еврея», — сказал он. И Давид предложил ему одного из младших мальчиков. Мальчик, которого назвали Иисус Навин, переехал вместе со своим дядей в Новогрудок, где, получив всестороннее религиозное воспитание, был отправлен в одну из лучших духовных академий. К двадцати двум годам он уже был раввином.

В 1927 году Тувья, которому исполнился двадцать один год, обаятельный молодой человек с темными волосами, достаточно высокий (приблизительно метр восемьдесят пять), был почти готов сбежать из родного дома, желая поскорее открыть для себя мир за пределами маленькой деревушки, где он родился. Но тут его призвали в польскую армию и распределили в Варшаву, где он служил в Тридцатом пехотном батальоне. За шесть месяцев он проявил себя так хорошо, что ему поручили обучение новых рекрутов.

Но в Варшаве ему пришлось вкусить и прелести антисемитизма, который не так ощущался в Станкевичах. Когда он попросил у повара растопленного куриного жира, чтобы намазать его на хлеб, тот ответил: «Катись отсюда, поганый еврей». Тувья, недолго думая, схватил повара одной рукой и принялся молотить другой. Потом он бросил его на стол и схватил кухонный нож, которым, к счастью, несмотря на ярость, не воспользовался. Вместо этого он взял стул и разбил им лицо повару.

После двух недель, проведенных в больнице, у повара хватило глупости снова искусить своего противника.

— Запомни, еврей, — сказал он. — Я еще до тебя доберусь, и тогда ты труп.

— Еще одна подобная угроза, — ответил Тувья, — и я похороню тебя заживо.

Этот инцидент был подвергнут тщательному расследованию. Объясняя свое поведение вышестоящему офицеру, Тувья описал в красках то, как он гордится тем, что служит в рядах польской армии, защищая свою страну. Повар, по его словам, оскорбил не только его, но, как он выразился, и саму армию. «А я всегда готов отстаивать честь мундира», — сказал он. В результате никаких действий против него не было предпринято.

После двух лет в остальном ничем не примечательной службы Тувья возвратился домой в звании капрала. Затем с помощью свахи нашел себе жену по имени Ривка и переехал в городок Субботники, расположенный в пятидесяти километрах к северу от Станкевичей. «Была ли она хорошенькой? — говорил он. — Не буду врать. Не слишком». Но ее семья держала большой процветающий магазин, самый крупный в городе, и Тувья в одночасье превратился в успешного торговца. Любовь никогда не была для него самоцелью. «Я больше думал о своей жизни», — признавался он.

Как и служба в армии, женитьба позволила ему расширить свой кругозор, приобщиться к достижениям крупных городов. По делам семейного магазина он часто наведывался в Вильно, главный еврейский центр, считавшийся литовским Иерусалимом. Во время одной из таких поездок он приобрел радиоприемник, первый приемник в городе. Молодые, часто в компании соседей, слушали радиотрансляции из Москвы, Берлина и Варшавы. Тувья был постоянным читателем нескольких газет — на разных языках — и мастерским рассказчиком: он любил иллюстрировать современные проблемы историями из Ветхого Завета. Обаятельный сын кроткого мельника демонстрировал пытливый ум и утонченные манеры, которые никак не вязались с его деревенским прошлым. Всякий, кто встречал его, неизменно чувствовал, что он предназначен для чего-то большего, нежели торговля в магазине.

К середине 30-х годов жизнь в его родных Станкевичах тоже начала меняться. У семьи Бельских дела пошли достаточно хорошо для того, чтобы нанять служанку для работы по дому, а также работника для помощи на мельнице. Работника звали Адольф Стишок. Это был бородатый белорус с соломенными волосами, который со временем выучил идиш, чтобы иметь возможность разговаривать со своими нанимателями на их родном языке.

Когда Тувья уехал, тихий Асаэль, что был на два года его моложе, взял в свои руки управление мукомольным производством, которое расширилось и включало в себя теперь две новые мельницы в соседних деревнях. Его младший брат, отчаянный Зусь, который был на четыре года моложе брата, помогал ему в повседневных заботах.

Их отец, Давид, постепенно отошел от дел. Односельчане вспоминали, как он прогуливался по улицам, опираясь на палку. Все дети по-разному планировали свое будущее. Велвл и еще один брат переехали в Америку. Старшая сестра проводила большую часть года в одной из школ Вильно. Младшие дети оставались дома. Но они росли в условиях, значительно отличающихся от тех, в которых выросли их старшие братья, особенно после того, как практичный Асаэль стал главой семьи. По сути дела, он заменил им отца, особенно для Аарона, будучи старше его на двадцать с лишним лет. Когда мальчик убежал из школы, он получил строгий нагоняй не только от отца, но и от старшего брата. Асаэль даже выступал в роли отца по отношению к старшим братьям и сестрам. Когда его сестра Тайб объявила о своем намерении выйти замуж за парня из семьи Дзенсельских (на протяжении многих лет они были самыми близкими еврейскими соседями Бельских), именно он договаривался о приданом с отцом жениха. Для Аарона он был еще и главой большого хозяйства — человеком, который работал в поле, ухаживал за скотиной и нанимал помощников для летних работ. Асаэль был полностью предан семье.

Асаэль, широколобый с густыми черными бровями, взял на себя ответственность за семейный бюджет — он намеревался однажды вступить во владение мельницей вместо своего отца. Не имея никакого финансового образования, он попросил помощи у молоденькой девушки из семьи Дзенсельских по имени Хая, веселой, остроумной, сообразительной и болтливой, на шесть лет моложе его. Асаэль влюбился в нее, но Хая была образованной и утонченной девушкой, да к тому же очарованной идеями коммунистической партии, а Асаэль был, в конце концов, простым парнем.

— Он был влюблен в меня, но мне нравился другой, — рассказывала Хая. — Был один человек в Новогрудке. Он был намного образованней Асаэля и к тому же совсем из другого сословия. Мы вместе выросли с Асаэлем, и я привыкла смотреть на него как на друга.

Нельзя сказать, что у него не было выбора. Пользовавшийся успехом у местных девушек, Асаэль был всегда готов участвовать в деревенских танцах. Музыкальное сопровождение порой брал на себя наемный работник Бельских Адольф Стишок, аккордеонист от Бога. Местные жители из нееврейского населения вспоминали, что, несмотря на свой скрытный и застенчивый характер, Асаэль был лихим танцором и любил от души повеселиться. К немалому огорчению своих родителей он отчаянно флиртовал с деревенскими девушками.