К Акула - Боем живет истребитель Страница 6

Одного не знал я еще тогда, что такие люди, прежде чем сама жизнь выведет их на чистую воду, способны принести немало зла. Война и в этом отношении преподнесет мне весьма поучительные уроки.

Вторичный арест мог закончиться исключением из училища. Этого я больше всего боялся, переживал. Конец моим душевным страданиям положил капитан Богданов.

- Летать будешь, Скоморохов, - сказал он. - Все уладится...

Мы продолжали раскалывать тишину окрестных гор непрерывным гулом своих самолетов. Летали без ограничений, сколько могли - время торопило нас. Летали и пристально следили за всем происходящим на фронтах, в стране.

Здесь, вдали от кровопролитной войны, произошло событие, глубоко растревожившее нас, наполнившее наши сердца еще более острой ненавистью к фашистам.

Мы прочли очерк Петра Лидова "Таня", увидели снимок казненной отважной партизанки.

Мы читали очерк все вместе, переживали, вдумывались в каждую строку.

Таня! Где ты взяла силы, чтобы совершить столь высокий подвиг? Кто научил тебя такой отваге, стойкости, такому мужеству? Смог бы я поступить так, окажись на ее месте?

Такие вопросы задавал себе каждый из нас. И каждый находил ответ. Это чувствовалось в разговорах, в речах. на митинге, посвященном памяти партизанки Тани. Все говорили:

- Попадем на фронт-страшной ценой заплатят фашисты за ее гибель...

Некоторые давала клятву сбить не менее десяти самолетов. Я тоже мысленно дал себе такую клятву.

Смерть Тани пробудила к активной борьбе тысячи и тысячи юношей и девушек, людей старшего поколения. Я, обыкновенный простой парень, до сих пор мечтавший лишь о полетах, воздушных боях, теперь стал жить одной-единственной целью: скорее на фронт, а там - в бой, да так, чтобы ни один фашистский изверг не ушел от возмездия.

В это время пришло распоряжение - часть курсантов отправить в наземные войска. Мы понимали, что самолетов нет, а летчиков - в избытке, поэтому многие охотно изъявили желание пойти в пехоту, чтобы наконец сразиться с ненавистными оккупантами. Командование отобрало нужных людей и отправило их на фронт защищать Кавказ. Сборы и проводы были недолгими. Оставшиеся, в их числе был и я, желали отправлявшимся на передний край боевого солдатского счастья и возвращения в авиацию.

Вскоре пришли первые весточки от наших фронтовиков - они дрались смело и мужественно. Только вот не всем, кто хотел, довелось вернуться в небо - часть из них полегла на подступах к Кавказу, иные получили серьезные ранения и демобилизовались.

Как только наши товарищи ушли на фронт, нам сказали, что горючего нет, летать не будем всю зиму. И мы снова оказались вроде бы не у дел в столь суровое, напряженное для Родины время.

Правда, спустя некоторое время пришла весть, которая несколько успокоила и утешила: нам пообещали пригнать самолеты ЛаГГ-3, и мы приступим к изучению новой материальной части.

Нужно ли говорить, с каким рвением взялись мы за дело? Времени у нас было достаточно - разобрались в самолете и моторе до последнего винтика. Экзамены сдали блестяще. И не только по материальной части, но и по всем другим предметам.

Как нас выручали потом наши старания. Недаром говорится: знания - не камни, плечи не давят.

Экзамены сданы - ждем технику.

И тут новое указание: часть курсантов направить в запасный полк. Отбирают группу - меня в нее не включают.

Я спешу к командиру звена, тот - к начальнику штаба эскадрильи капитану Горобцу:

- Этого хлопца нельзя больше томить, пусть едет.

Повезло: меня включили в группу!

8 марта 1942 года я отправил праздничное поздравление с Международным женским днем Маше, матери и сестре и заодно предупредил, что мой адрес меняется.

Эшелон двинулся к Баку. Но до столицы Азербайджана мы не доехали - нас высадили на одном из полустанков. Здесь все было более благоустроено. Небольшой городок, хорошая столовая. Полоса - грунтовая. Но зато самолеты ЛаГГ-3, МиГ-3, Як-7у.

Чувствовалось, что тут мы долго не задержимся. Запасный полк - последняя черта на пути к фронту. Скорей бы ее перейти!

К этому времени всему миру стало ясно, что пресловутый гитлеровский "блицкриг" провалился. Победа под Москвой, успехи наших войск на всех направлениях, крах фашистского замысла - овладеть Кавказом показали, что силы Красной Армии не истощены, она может не только обороняться, но и наступать.

Еще трудно было предугадать, как сложатся события дальше, но было ясно: война приняла затяжной характер.

Мы хорошо сознавали, что сейчас фронту очень и очень нужны наши крылья. И как только освоили ЛаГГ-3, начали требовать: отправьте нас на фронт, сколько можно сидеть в тылу! Нам отвечали: всему свое время, готовьтесь, еще многое впереди.

Двадцатилетние нетерпеливы. Ожидание казалось бесконечным, было для нас пыткой. Но оно имело и свой смысл. Одержимые, мы накапливали знания, умение, в наших сердцах зрели гроздья гнева к фашистским поработителям.

В запасном полку частыми гостями были лекторы, пропагандисты, известные деятели литературы, культуры. Я не могу вспомнить сейчас фамилии выступавших перед нами людей, но в моей душе остались их страстные речи.

Однажды майским днем мы услышали звуки духового оркестра. В недоумении высыпали на улицу, увидели приближающуюся к городу колонну. Что это значит? Кто идет?

Колонна ближе, ближе... Умолк оркестр, и тут же в небо взлетела песня:

Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц...

Когда колонна подошла поближе, нам представилась совершенно необычная для этого города картина: четким строем, чеканя шаг, шли авиаторы, чью грудь украшали ордена и медали. Впереди - коренастый, с волевым лицом, в красивой довоенной летной форме командир, Герой Советского Союза.

- Гвардейцы-шестаковцы, - послышались голоса.

Да, это был прославившийся в боях при обороне Одессы 69-й (позже 9-й гвардейский истребительный) полк майора Льва Львовича Шестакова. Он прибыл к нам на переформирование после изнурительных боев в Крыму. О героических делах шестаковцев писалось тогда в газетах. Мы знали об их беспримерном мастерстве и мужестве.

Но то, что мы увидели сами, превзошло все ожидания. Полк, переживший оборону Одессы, крымские бои, появился перед нами как на параде - все в хорошем обмундировании, в начищенных до блеска сапогах, выбритые, подтянутые, с бодрой маршевой песней...

Какое высокое состояние морального духа! Разве можно было поверить, что эти люди пережили страшную трагедию отступления? Весь их вид, все их поведение свидетельствовали о несгибаемой воле, о неукротимом стремлении к победе.

Нам много рассказывали о стойкости и мужестве фронтовиков. Нам приводили примеры удивительных подвигов. Но колонна шестаковцев сказала нам обо всем этом в тысячу и тысячу раз больше. Глядя на Шестакова и его орлов-гвардейцев, мы воочию убеждались, что нет на земле силы, которая могла бы сломить советского человека, пошатнуть его веру в непобедимость нашего великого дела. Случись тогда такое, что Шестаков решил бы пополнить ряды своих бойцов за счет нашего запасного полка, - для любого из нас не было бы большего счастья в жизни. Но такого не случилось. Нам оставалось лишь завидовать этому сплоченному боевому коллективу. И не только тогда, но и позже, когда шестаковцы освобождали Ростов-на-Дону, Крым, дрались в Восточной Пруссии, под Берлином. В полку - двадцать шесть Героев Советского Союза, четыре человека Владимир Лавриненков, Алексей Алелюхин, Павел Головачев, Амет-Хан Султан удостоились этого высокого звания дважды. Слава полка гремела всю войну. Жаль только, сам Лев Львович не дожил до победы - 14 марта 1944 он погиб у села Давыдковцы Хмельницкой области. Погиб от взрывной волны подбитого им стервятника. Сейчас на том месте, где упал самолет замечательного воздушного бойца, установлен обелиск. У памятника бывает сын героя - военный летчик первого класса Лев Львович Шестаков.