Наталия Венкстерн - Жорж Санд Страница 6

Объяснение было необычно. Казимир не говорил ни о любви, ни о внезапной страсти, он говорил о непоколебимой дружбе и доверии, о разумной семейной жизни, об уверенности в будущем. Это не были слова Корамбе, это были слова мудрой действительности. Аврора поверила им; она знала, что прежде всего надо строить свой дом, а затем уж приглашать в него поэзию, как желанную и светлую гостью.

Она протянула руку Казимиру.

Десятого сентября 1822 года Аврора Дюпэн де Франкейль и Казимир Дюдеван заключили брачный контракт. В 1824 году Аврора писала своей матери:

«Что сообщить вам нового о нашем тихом доме, где мы живем, как спокойные люди; мы никого не видим; мы заняты сельским хозяйством. Казимир занят сбором урожая. Рожь созрела, и пора ее жать. По случаю дня рождения Мориса у нас были блестящие праздники. Я угощала крестьян. Были танцы, салюты, колокольный звон».

При таких сообщениях София не чувствовала себя уязвленной; такая жизнь казалась ей невыносимой, но Авроре она, видимо, нравилась. Письма Авроры были полны описанием сына. Первенец Морис был свеж и кругл, как яблоко, он проявлял ум и характер. Софии сообщалось о мелких болезнях, о первых прорезавшихся зубах, о первых словах Мориса. Она отвечала ласковыми письмами.

Никто — ни София, ни Аврора, ни Казимир — не предчувствовал и не ожидал драмы; ей неоткуда было явиться. Аврора хотела быть счастливой; она не знала в жизни иного счастья, чем то, которое она имела. Но в ней неясно зрело глухое недовольство.

В Ногане часто гостил ее брат Ипполит Шатирон; он подружился с Казимиром. Ипполит был типом неунывающего веселого неудачника; он был неглуп, нетребователен к жизни, любил выпить. Аврора радовалась дружбе Казимира с Ипполитом. В этой любовности всей семьи ей чудилась тихая и скромная поэзия.

По вечерам, вернувшись с полевых работ, Казимир изнемогал; ему хотелось есть, он садился за ужин, голова его была забита мыслями о расходах, расчетами. Он любил хозяйство и роль помещика, но, кроме забот этой роли, он хотел и всех ее прелестей. Он не был крупным землевладельцем, а скорее фермером; он сам входил во все; ему нравилось, что руки его покрываются мозолями, что крестьяне с ним фамильярны. Он их всех держал в руках, что его радовало. Дома ему хотелось фермерских радостей; он не гнался за изяществом, он хотел шумной веселости и благодушия. Ипполит был подходящим собутыльником. Они пили до полуночи, пели беррийские песни; Ипполит по лени не любил умных разговоров, из его жизни не вышло ничего умного, и к этому он ради собственного спокойствия больше не возвращался. Казимир считал все умное глупостью. Аврора не хотела нарушать радостных ужинов, она подсаживалась к мужу, выслушивала его хозяйственные мечты; она хотела любить его: он был фермером, она становилась доброй фермершей, она хлопотала об огороде, курах и коровах, хвасталась румяными щеками своего сына, входила в интересы крестьян, завела аптеку, медицинские книги. Она знала, что все это прекрасно и добродетельно, совесть ее была спокойна. Она ждала какой-то награды: страстных ласк, ревнивых сцен, может быть слез и примирений. Они бы украсили ее жизнь, ничего в ней не нарушая.

Казимир, опьяненный воздухом и вином, валился с ног от усталости. Ипполит посмеивался над заботами Авроры. Мужчины засыпали, в доме наступала тишина. Аврора грустно перелистывала страницы Руссо. Он повествовал ей об экстазах, о слиянии с природой, о силе страсти, о незаконности человеческих законов, о праве на свободно избранную любовь. Аврора начинала плакать. Она все еще хотела быть счастливой и любить своего мужа. Она садилась писать очередное ласковое письмо матери; она описывала день за днем спокойную жизнь Ногана, и из-под ее пера невольно вырывалась фраза: «Ни холод, ни грязь, ничто не мешает Казимиру всегда быть в полях, на воздухе; он возвращается домой только затем, чтобы есть или храпеть.»

Авроре минуло 21 год.

Аврора и Казимир проводят лето в Пиренеях, в местечке Котрэ. Аврора много плачет, много гуляет, много смеется. Она любит горы, таинственные ущелья, пропасти. Она много говорит о чувствах, о жизни, о книгах. Казимир улыбается над женской блажью; он знает ей цену, всякой женщине хочется вздыхать при луне; это проходит как болезнь. От этой болезни на него веет скукой, как от всего, что сложно и надуманно.

Аврора пишет в своем дневнике.

«При истинной любви, о которой не запрещено мечтать, муж бы не стал придумывать поводов к постоянным отлучкам. А если бы необходимость делала разлуку неизбежной, то любовь, испытанная обоими при возвращении, становилась бы сильнее. Разлука должна усиливать привязанность. Но когда один из двух супругов жадно ищет поводов к разлуке, это для другого — урок философии и смирения. Прекрасный урок, но охлаждающий».

Что заставило Аврору здесь, в Пиренеях, впервые произнести слово «охлажденье»? За три года неудачного брака оно должно было не раз приходить ей на ум. Она, однако, до сих пор никогда не произносила его.

В Лурдских пещерах великолепные залы; своды их, как готические колонны, поддерживают мраморные скалы, у подножия скал бежит голубой поток; цепь гор на горизонте вырисовывается черным профилем, пещеры соединяются сырыми и узкими лабиринтами, душные галереи сменяются просторными и светлыми колодцами под куполами нависающего мрамора. Это прекрасно и таинственно; все окружающее живет особенно острой запечатлевающейся жизнью. Аврора бродит по этим пещерам вместе с де Сезом.

Де Сезу 26 лет; Аврора ему нравится; она расцвела и стала женщиной, ее матовые глаза кажутся ему полными страсти. Идиллию на Пиренеях он принимает, как первые страницы романа. Казимир Дюдеван охотится за сернами и не может помешать его счастью. Де Сез говорит о стихах, о поэзии, о природе.

Время разлуки близится, Аврора нежна и экспансивна, и на одной из прогулок де Сез высказывает ей свои желанья. То, что было мечтой для нее, для него стало самой жизнью. Он хочет осуществления любви, он страстен и требователен. В глазах Авроры он читает испуг и смятенье. Для спокойствия ее совести необходимо, чтобы мечты не захватывали области действительной жизни. Измена мужу — преступление. Аврора не находит этому преступлению ни в себе самой, ни в прочтенных книгах, ни у друзей оправдания. Жить преступницей она не хочет и не может.

В день отъезда, в минуту прощанья де Сез просит у нее поцелуя. Она делает ему эту уступку и подставляет для поцелуя лоб. Это дружеский, почти братский поцелуй. Аврора надевает на себя и на де Сеза тяжкие цепи дружбы, и они расстаются.

София Дюпэн продолжает получать из Ногана все те же благодушные и спокойные письма. О Казимире Аврора пишет с лаской и уважением, об устройстве своего дома — с прежним интересом и заботой. Идиллия в Пиренеях ушла в глубь ее сердца.