Святослав Рыбас - Красавица и генералы Страница 6

Виктор оделся в белую рубаху и синие шаровары с красными лампасами, превратился в настоящего казачонка.

- Вылитый чиг! - сказал Макарий, с удовольствием оглядывая его.

- Мы казаки! - гордо ответил мальчик.

- Ну какой же ты казак? - улыбнулся старший брат. - Дед - кацап, бабка наполовину хохлушка, мать - наполовину полячка.

- Все равно казак! У нас земля казацкая.

Макарий засмеялся. За ним, скорее, был Петербург и гатчинское небо, а на хуторе он чувствовал себя временным жильцом.

- Ты будешь летать, а я буду курчат выращивать, - сказал Виктор.

Макарий переоделся в белый костюм и стал похож, как заметил младший, на сыщика Пинкертона.

- Тебя подранили бандюги! - крикнул он и куда-то побежал, притащив через полминуты штуцер. - Сдавайся!

Макарий выставил вперед указательный палец и сказал:

- Кх! Все. Вы убиты.

- Кх! - тоже произнес Виктор. - Это вы убиты. Донцов не возьмешь.

За обедом было очень заметно различие между стариками и Анной Дионисовной. Но между ними, как переправа, располагались Витюха во всем казацком, Александр Родионович в серой толстовке и Макарий, почти петербуржец.

- Ох, вы як цыгане! - оценила их вид Павла.

Александр Радионович засмеялся и налил себе горькой настойки. Стекло стукнуло о стекло.

- Хочешь? - спросил он у Макария.

Анна Дионисовна вскинула голову, недоуменно глядя на мужа.

- Ничего, ничего! - буркнул он. Его лоб и щеки сморщились, а красные прожилки, полукругом охватывающие скулы, стали заметнее.

Макарий тоже налил настойки, хотя видел, что матери это не нравится. Но он уже был самостоятельным человеком.

- У меня предчувствие, - сказала Анна Дионисовна - Это добром не кончится.

Она не говорила, что Александр Родионович пьяница, ибо это было бы преувеличением.

Хведоровна шутя заметила:

- Какого еще добра тебе надо? Як паны в шелках! Бога не гневи.

Никаких напастей она не ждала. Семейство сейчас вокруг нее, все живы, харчей хватает.

Обе женщины, привыкшие противостоять друг другу, и теперь занимались тем же.

Анна Дионисовна предчувствовала что-то разрушительное: муж, с которым не было душевной близости, выпивал, дети уже отделились, приближалась пора угасания.

Однако на самом деле и старуха Хведоровна видела это, ничего страшного в том разрушительном еще не было, ведь все это она уже пережила и перемучила. Лишь две вещи должны существовать вечно - земля и дети на земле. Остальное постоянно превращалось в полынь, катран или кусты барбариса. Поэтому Хведоровна смотрела на "дворянку" словно с небес и не понимала ее малых горестей.

- Я бы тож хотела! - потребовала Хведоровна, подняв маленький серебряный стаканчик. - Макарий, налей бабке, серденько мое.

Она медленно выцедила настойку, пожевала губами и подмигнула младшему внуку, настороженно наблюдавшему за ней.

Павла притащила кастрюлю, поставила ее перед Анной Дионисовной. Крышка была снята, и запахло несравненными запахами укропа, чабера, перца, чего-то кисло-сладкого. Анна Дионисовна брала из стопки тарелку, наполняла борщом. Полные руки, обнаженные ниже локтей, плавно плыли над столом.

Макарий отметил, что прежде она не позволила бы Павле принести борщ прямо в кастрюле, заставила бы взять фарфоровую миску. Что ж, с Павлой бороться трудно, за ней - Хведоровна.

Родион Герасимович перекрестился и взялся за ложку. Вслед за ним перекрестилась Хведоровна и Виктор, и потом старуха осуждающе поглядела на Макария. Однако он уже привык за эти дни к подобным взглядам и не поддавался.

- Господи, царица небесная! - сказала Хведоровна и снова перекрестилась.

Теперь в ее движениях сквозила нарочитость, будто она таким образом решила показать мальчику, с кого надо брать пример.

- Макар, ты чего лба не крестишь? - задорно вымолвила Павла и, подхватив кастрюлю, легко и мягко ступая босыми ногами, пошла к летовке.

- У, кобыла! - сказал Родион Герасимович.

После борща последовали тушеные курчата с чесноком и кислыми яблоками, потом вареники с вишнями и грушевый взвар.

- Может, записать тебя в штейгерскую школу? - предложил Александр Радионович. - Всегда на кусок хлеба заработаешь.

- Меня! - высунулся Виктор, навалившись грудью на край стола. - А братан не пойдет.

- Эге ж! - воскликнула Хведоровна. - Батько говорыть, а ты не встревай.

Макарий, вправду, не собирался в горнопромышленники, и об этом уже твердили предостаточно, убеждали пошатнувшегося одуматься и вернуться на предназначенным путь.

- Зря не хочешь, - продолжал Александр Родионович миролюбивым тоном. Кусок хлеба, брат... Это тебе не птицеводство. Это всегда при тебе. Не отнимут.

- Петербурга ему хочется! - еще громче произнесла Хведоровна. - Того, что у Таганроге, где босяки водятся. Батько ему больше не указ.

- Вот был бы у меня аэроплан - взял бы да улетел, - вдруг сказал Александр Родионович. - Ей-богу!

Хведоровна посмотрела на него и покачала головой. По-прежнему узел оставался затянутым. Долго ли еще? Похоже, никогда его не разрубят. Коль приезжают к Макарию ученые господа и пишут про него в газету, это значит, есть какая-то большая сила, которая вырывает из родного угла.

- Он хозяйство не уважаить! - с горечью вымолвила Хведоровна, повернувшись к деду. - Он как твои шахтарчуки. Где прилепится, там и родина.

Она нападала на прошлое старика, пришедшего из неведомой стороны и не сумевшего воспитать привязанность к родной земле ни у сына, ни у внука.

- А подохнем мы с тобой, старый хрыч, кто им тогда допоможет? спросила Хведоровна. - Ни хозяйства у них нету, ни Бога.

Родиону Герасимовичу сделалось скучно, и он закричал:

- Павла! Где тебя носит, чертова дочь?

- Та дайте ж и мени поесть! - отозвалась работница - Перетяните его по спиняке дрючком - та и успокойтесь.

Макарий и Александр Родионович засмеялись.

- Я вот тебя перетяну, курва! - пригрозил старик. - Ишь, язык распустила!

Он не ответил Хведоровне на ее обвинение в отсутствии у детей Бога.

Макарий улыбнулся.

Александр Радионович наблюдал за переливающейся радужным блеском стрекозой, которая зависла на границе тени и солнечного луча.

- Чего вы шумите, мамаша? - спросила Анна Дионисовна вежливым тоном.

- Сиди, старая, не сепети! - сказал Родион Герасимович. - Ты бы лучше Павле хвоста накрутила.

- Нехай все летят! - вымолвила Хведоровна, медленно качая головой. Никого не держу. Сама останусь! Никого не держу!

- Так, пообедали, - бодро произнес Александр Родионович. - Пойти под вишню, что ли? Витюха, а ну-ка дуй до хаты, тащи думочку!

Мальчик поглядел на Анну Дионисовну, словно хотел спросить, надо ли слушаться отца, и уж потом пошел за подушкой.