Андрей Гаврилов - Чайник, Фира и Андрей: Эпизоды из жизни ненародного артиста. Страница 60

Опять я поверил, понадеялся. Может быть мы и впрямь сможем через Югославию тихонько уехать? Не смогли. Но Аида стала моей связной с моими западными друзьями, которые поддерживали меня как могли…

10 ноября 1982 года умер Брежнев.

Мы с Аидой жадно смотрели в телеящик. Ловили знаки грядущего. Кстати, никогда до этого или после меня так долго, бесконечно долго, не показывали по телевизору, как тогда. В чудесном белом смокинге, с утра до вечера лабал я тогда главного жмурика СССР – генерального-секретаря Брежнева, лично. Советские уроды-номенклатурщики считали, что вся классика – годится для похорон. А у баховских концертов такие зажигательные финалы! И я с экрана играл для ошалевшего советского народа танцульки XVIII века, веселые, искристые. Сам на стуле чуть ли не плясал.

Во время похорон совдепы давай дуть в сирены заводов и другие дудки. А я в это время тренировался, гонял мяч с другими филармонистами. Подбегают вдруг к нам какие-то совки, кулачки сжимают, глазками сверкают, грозят милицией.

– Тут народ вождя хоронит, а вы в футбол?!

Хотел я было как-нибудь весело отбрехаться, но тут один знакомый пролет прибежал и сообщил: «Уходите от греха, сюда и вправду милиция едет». Я решил не дергать бешеную собаку за уши, свистнул команде – врассыпную, по домам.

Тут-то как раз гроб с Леней и уронили, да так ловко, что зловещий треск из всех телевизоров по всей стране раздался.

Гроб с веревками

Я не могу похвастаться большим опытом гастролей по СССР, потому что почти всегда пытался под любым предлогом от них отделаться. До сих пор мне снится типичный кошмар гастролера – я бегу на репетицию в ледяной зал к голодному, сонному оркестру.

Александр Слободяник рассказывал мне, как однажды самолет, на котором он летел на гастроли, совершил вынужденную посадку «из-за нехватки топлива» в пустынной местности, прямо посреди поля в районе Талды Кургана. Летчики зачехлили турбины и исчезли, вокруг – целина, поле покрыто первым снегом, метель метет. Где-то в дне пешего пути от места посадки – районный центр, но вовсе не тот город, куда направлялся по путевке Росконцерта Слободяник. Надо заметить, что разница между Госконцертом и Росконцертом была поистине драматическая. Госконцерт – это кормушка для привилегированных, выездных артистов, тех, трудом которых государство рабочих и крестьян бессовестно зарабатывало твердую валюту. Росконцерт же – это инструмент прогона артистов по советской провинции. Фабрика знакомств музыкантов с многочисленными членами семьи народов СССР. Артиста Слободяника спас, по его словам, от голодной и холодной смерти в казахской степи бродячий цирк лилипутов. С которым он даже благополучно выступал, пока не добрался до какого-то города с аэродромом. И эта вовсе не экзотическая, а по советским меркам рутинная, история произошла не с каким-либо малоизвестным музыкантом, а с Александром Слободяником, непревзойденным интерпретатором Шопена, фото которого дважды красовалось на обложке журнала «Америка» из-за его неслыханной популярности в США.

Это был удивительно красивый человек. Рихтер рассказывал мне, что когда он, во время своего выступления в Большом Зале Московской консерватории, впервые увидел в ложе Слободяника, то остановился и некоторое время не мог продолжать концерт.

К тому времени я уже четыре года вынужденно сидел взаперти в моей квартире на Никитском бульваре. Для добывания хлеба насущного приходилось испрашивать разрешения на концерты в разных точках Российской федерации. Росконцерт великодушно разрешал мне играть в провинции. Однажды зимой, в сильные холода, я отправился в Карелию, обкатать все семь концертов Баха. Я сошел с поезда в Петрозаводске и тут же столкнулся нос к носу со своим кошмаром. Филармония деревянная, гостиница тоже. Отопление скверное, персонал ходит внутри помещений в валенках и шубах. Заявляюсь в буфет, надеясь получить кипяток и два крутых яйца, единственное, что может спасти тело и душу замерзшего пианиста. Буфет закрыт. Отправляюсь на репетицию. Познакомился с оркестром. До сих пор меня поражает мужество и идеализм тогдашнего поколения музыкантов – в этих чудовищных условиях они думали только о музыке, о Бахе! Репетировали в перчатках, но играли весьма неплохо.

В день концерта ударил лютый мороз. Минус 40. Стою на улице, жду микроавтобуса филармонии. Как мне потом рассказали – микроавтобус не завелся. Из-за мороза. И вот, стою я в тоненьких лаковых туфлях на покрытой льдом и снегом улице. Ноги окоченели до колен. Автобуса нет. К счастью, меня подобрали проезжающие мимо гостиницы милиционеры. Посадили в автозак и повезли. Подъезжаю в моем автозаке к филармонии, вижу толпу и огромную очередь. Стоят люди на карельском морозе, потому что непременно хотят слушать Баха! Захожу в филармонию. И сразу бегу в артистическую, в надежде, что хоть там смогу немного согреться.

Открываю дверь и вижу сюрреалистическую картину. На столе посреди пустой артистической комнаты стоит черный гроб. Настоящий гроб, обвитый веревками для опускания в могилу.

Оказалось, здание филармонии в Петрозаводске музыканты делили с театром. Гроб участвовал в спектакле карельской драмтруппы, жуткой пьесе о финских нравах. Так, после путешествия в автозаке и рандеву с гробом, с трудом превозмогая дрожь в ледяных руках, начал я исполнение концертов Баха, которые впоследствии неоднократно играл с лучшими оркестрами в самых престижных концертных залах западного мира.

Зал маленькой карельской филармонии был переполнен, некоторые слушатели рыдали в голос. До сих пор слышу голос девушки, успокаивающей всхлипывающую мать.

– Мама, мама, успокойся, не надо, люди же вокруг!

Публику поразила чистота, любовь и огромная вера немецкого гения, которые благодатным потоком лились в зал во время исполнения медленных частей концертов.

Концерт долго-долго не заканчивался, несмотря на то, что только семь концертов длятся около трех часов.

Публика требовала бисы и только к концу концерта согрела наконец своим дыханием ледяной зал приполярного города.

На лубянской лестнице

В январе 1983 года я потерял сон. Даже глаза разучился закрывать. А в феврале – подхватил какой-то вирус. Что за лютые вирусы в Москве? На Западе ни у меня, ни у моих знакомых – ТАКИХ жутких гриппов, ангин, ОРЗ, как в Москве, никогда не было. Злое советское биополе? Остатки биологического оружия? Радиоактивного мусора в Москве полно, почему бы не быть и биологическому?

Температура 40. Скорая. Врач послушал меня, постукал, посмотрел и головой покачал… Я уже ничего не соображал. Хрипел, трясся, метался в жару, почти помирал. Верная Аида ломала руки. Красавица Вика (из скорой помощи) ничем помочь не могла, добрый кардиолог Палеев был бессилен.