Мария Кюри - Пьер и Мария Кюри Страница 60

Так, еще до выделения полония и радия французский химик Андре Дебьерн открыл для них их «брата» — актиний.

Все это время Мари обрабатывает, килограмм за килограммом, тонны урановой руды, присланные в несколько приемов из Иоахимсталя. Со страшным упорством в течение четырех лет она ежедневно превращалась в ученого, квалифицированного работника, инженера и чернорабочего. Благодаря ее мозгу и мускулам все более и более концентрированные продукты с большим и большим содержанием радия появлялись на ветхих столах сарая.

Мари Кюри приближается к своей цели. Прошло то время, когда она стояла на дворе в клубах едкого дыма и следила за тяжелыми тазами, где плавился первичный материал. Наступает следующий этап в работе — очистка и дробная кристаллизация растворов большой радиоактивности. Теперь необходимо предельно чистое помещение с аппаратурой, изолированной от пыли и от влияния температурных перемен. В жалком, продуваемом со всех сторон сарае носится пыль с частицами железа и угля, которые примешиваются к старательно очищенным продуктам обработки, что приводит Мари в отчаяние. У нее болит душа от ежедневных случаев такого рода, попусту отнимающих и время и силы.

Пьеру так надоела эта борьба, что он готов отказаться от нее. Будем понимать его правильно: он и не думал бросать исследование радия и радиоактивности, но охотно бы приостановил в данный момент особые технические операции, имеющие цель выделить чистый радий. Препятствия к этой работе казались непреодолимыми. Разве нельзя возобновить ее позднее, в лучших условиях? Более склонный искать в природе значение ее явлений, чем их материальную реальность, Пьер Кюри выходит из себя при виде тех ничтожных результатов, какие получаются от изнурительных работ Мари. Он ей советует сделать передышку.

Но Пьер не учел характера своей жены. Мари хочет выделить радий и выделит. Она не обращает внимания ни на утомление, ни на трудности, ни на пробелы в своих знаниях, усложняющие ее задачу. В конце концов она еще очень молода в науке. В ней нет ни уверенности, ни научной культуры, как у Пьера, работающего уже двадцать лет: то и дело она наталкивается на явления и методы, мало ей знакомые, и тогда приходится наспех собирать сведения о них в литературе. Ну и пусть трудно! С упрямым взглядом из-под большого лба она хватается за свою аппаратуру и пробирки.

В 1902 году, спустя сорок восемь месяцев с того дня, когда супруги Кюри заявили о вероятном существовании радия, Мари, наконец, одерживает победу в этой воине на истощение. Ей удалось выделить один дециграмм чистого радия и установить его атомный вес, равный 225.

Неверующим химикам — такие еще оставались — приходилось только склониться перед фактами и перед сверхчеловеческим упорством женщины. Теперь радий существовал уже официально.

Девять часов вечера. Пьер и Мари в собственном доме на бульваре Келлермана. Дом очень им подходит. Со стороны бульвара, где тройной ряд деревьев наполовину заслоняет укрепления, видна только навевающая печаль стена и маленький подъезд, но за этим двухэтажным флигелем скрывается от посторонних глаз маленький садик провинциального вида, довольно милый и очень тихий. Оттуда можно через заставу Шантийи укатить на велосипедах в предместье, а затем в леса.

Старый доктор Кюри удалился к себе в комнату. Мари выкупала дочку и уложила ее спать, довольно долго постояла у кроватки. Это ритуал. Если Ирэн вечером не чувствует матери около себя, она без устали зовет ее тем «мэ!», которое навсегда заменит у ней «мама». Тогда Мари, склоняясь перед неумолимой волей четырехлетнего ребенка, взбирается на другой этаж, усаживается у изголовья дочки и сидит в темноте, пока детский голосок не перейдет в ровное дыхание.

Только тогда она сходит вниз к Пьеру, уже проявляющему нетерпение. Несмотря на всю мягкость своего характера, он до такой степени привык к постоянному обществу жены, что малейшее отклонение от этого мешает ему спокойно думать. Стоит Мари чуть дольше задержаться, как он встретит ее горьким упреком.

Пьер прохаживается по комнате, Мари садится и начинает подшивать незаконченный край нового фартучка для Ирэн. Одно из ее основных правил — никогда не покупать для девочки готовых платьев: по ее мнению, они слишком прикрашены и неудобны. В те времена, когда Броня жила еще в Париже, обе сестры шили вместе платья своим дочкам по выкройкам собственного изобретения. Эти выкройки служат Мари и до сих пор…

Но в этот вечер она не в состоянии сосредоточить свое внимание. Нервничая, она встает и кладет свою работу. И вдруг говорит:

— А не пойти ли нам туда?

Просительная интонация в ее вопросе оказывается лишней, потому что Пьеру также не терпится пойти в сарай, откуда они ушли два часа тому назад. Радий, причудливый, как живое существо, притягательный, как любовь, зовет их к себе, в свое жилище.

Рабочий день выдался трудный, и было бы разумнее для двух ученых дать себе отдых. Но Пьер и Мари не всегда разумны. Они накидывают на себя плащи, предупреждают доктора Кюри о своем бегстве и скрываются. Идут пешком, под руку, изредка обмениваясь несколькими словами. Они минуют людные улицы этого отдаленного квартала, заводские мастерские, пустыри, бедные дома, доходят до улицы Ломон и пересекают двор. Пьер вкладывает ключ в замочную скважину, дверь скрипит, как тысячи раз прежде, и вот они в своих владениях, в царстве своей мечты.

— Не зажигай! — говорит Мари. И добавляет с тихим смешком: — Помнишь день, когда ты сказал: «Мне бы хотелось, чтобы у радия был красивый цвет»?

Действительность, уже несколько последних месяцев восхищающая Мари и Пьера, превзошла все пожелания. У радия есть нечто другое, важнее, чем красивый цвет: он светоносен! И среди темного сарая стеклянные сосудики с драгоценными частицами радия, разложенные, за отсутствием шкафов, просто на столах, на прибитых к стенам дощатых полках, сияют голубоватыми фосфоресцирующими силуэтами, как бы висящими во мраке.

— Гляди… гляди! — шепчет Мари.

Она осторожно продвигается вперед, нащупывает рукою соломенное кресло и садится. В темноте, в безмолвии два лица тянутся к бледным сияниям, к таинственным источникам лучей, к радию — их радию! Наклонив корпус вперед, с напряженным лицом Мари сидит в том же положении, как и час тому назад у изголовья своего заснувшего ребенка.