Фаина Пиголицына - Мстерский летописец Страница 60

Народу нравились такие незамысловатые книжонки. И наконец — гадальные книжки. Тут уж пожелания-предсказания были на любой вкус: шестерка бубновая — веселая дорога, восьмерка — получите известие, которое вас обрадует… И уж как игра: «возьми зерно, брось в середину сияющего круга с числами, на какое число упадет зерно, то под тем же числом читай ответ».

Тут и хорошие ответы: «блюди незлобие и не осуждай других», «уныние — грех страшный», «гордый богу противен», «кротостью побеждай врага своего», «исполнится твое желание, если похоронишь и гордость, и самолюбие, и скоро получишь более того, нежели думаешь», «если ты не переменишь своего крутого нрава, ожидай болезни», «девушка гуляй, а дельце помни», «не торопи жизнь, придет время, что ты получишь, к чему стремишься»…

И хотел бы Голышев влиять на развитие вкуса народа содержанием и качеством своего товара, да мало мог.

— Возьми побольше литографий и вот — классических картинок со стихами, — предлагал Иван Александрович офене Василию Краснову.

— Да куды — побольше?! — отнекивался Василий. — Сколь я этих «литографий» да «праздников» продам в день? Десяток, не боле. И хошь она подороже, а барыша даст мене, чем тыща в день проданного «простовика» дешевого. Вот и посчитай, чево мне лучше брать в дорогу, Лександрыч.

Литография могла существовать только при условии скупки товара офенями. Кроме них, сбывать картинки в таком количестве во Мстёре было некому.

Иван Александрович торопился со строительством нового дома, чтобы быстрее уехать от отца.

Наконец строительство было завершено. Дом, как и задумали, был прост, но все-таки казался настоящим дворцом по сравнению со старым. Двухэтажный, обитый тесом, в пять окон по фасаду, он чудно пах свежим, еще живым деревом.

Две наружные ступеньки под украшенным железной резьбой козырьком и крутая внутренняя лестница парадного вели сразу на второй этаж, к жилым комнатам, терраске, с большим итальянским окном над парадной дверью, многочисленным чуланам и кладовкам.

На первом этаже разместили литографию, книжную лавку и комнату для гостей. К ним вел вход со двора. Там же была еще одна, черная, винтовая лестница наверх.

Радости четы Голышевых не было предела. Иван Александрович заимел теперь свой кабинет: небольшой, всего в два окна, глядящие на Мстёру. В красном углу Иван Александрович разместил большой иконостас со старинными иконами, дедова еще письма, который отец отдал ему на радостях переселения. Между окон Иван Александрович поставил письменный стол. Со зрением у него становилось все хуже и хуже. Слева от стола вся глухая стена была занята сделанными на заказ шкафами. В них теперь разместились книги, старинные акты и рукописи.

Покрашенные полы застелили половиками, и шаги стали совсем не слышны, что для Ивана Александровича тоже было немаловажно, так как он любил ходить, обдумывая свои писания. Теперь его шаги не будут беспокоить жену.

Неутомимый на выдумку, Иван Александрович соорудил внутренний телефон. Железная труба, с воронками на обоих концах, шла сквозь пол из его кабинета в литографию. Очень удобно: не отрываясь от работы, можно было связаться с рабочими литографии. Авдотья же Ивановна подобным образом связывалась с кухаркой, кухней, расположенной как раз под столовой.

Дом с участком сразу прозвали во Мстёре Голышев-кой Пока он стоял на пустыре, и Голышевы тут же принялись обихаживать его. Сделали гряды, планировали, как посадить фруктовый сад, березовую рощу. Но все это — постепенно, не в ущерб занятиям Ивана Александровича.

Когда Иван Александрович с женой впервые остались вдвоем ночевать в новом доме, затихшем после ухода Александра Кузьмича и помогающих в переезде рабочих, то обнялись, поздравляя друг друга, и всплакнули от счастья.

ГЛАВА 5 «Древности Богоявленской церкви»

Конец лета. 28 августа — осенины, солнце засыпает, но с утра еще — ясно.

Иван Александрович с рассвета сидел за письменным столом. В раскрытое окно лился с пустыря пряный запах полыни. Где-то рядом, в поле, озабоченно прокричали журавли. «Наверное, деток наставляют, готовят к дальнему пути», — подумал Иван Александрович.

Авдотья Ивановна с кухаркой спозаранку отправились по грибы. Рабочие в литографию еще не пришли. Тихо в доме. Хорошо, легко работается.

Вдруг заунывная песня послышалась со стороны Мстёры, стала приближаться, и вот уже показалась шеренга, человек в десять, — калики перехожие, слепцы. Шли они, держась друг за друга, и пели грустную, щемящую душу песню:

Кому повем печаль мою? Кого призову к рыданию?..

Первый из них держал в руках берестяной бурачок для милостыни.

Иван Александрович уже не раз слышал «Плач Иосифа Прекрасного» и давно собирался записать его. Он вышел навстречу окруженным уже детьми слепцам, позвал их к себе во двор, усадил за стол, сам поставил самовар.

Слепцы с удовольствием угощались, рассказывали о своих судьбах и путях-дорогах, продиктовали Голышеву свою песню, потом спели еще «Плач Адама и Евы». Иван Александрович и его записал. А позднее, с комментариями, опубликовал их в губернской газете.

Настоящее удовлетворение приносили теперь Голышеву только археологические изыскания. «Составленное мною исподволь, в продолжение 2–3 лет, издание древностей Богоявленской церкви… встречено было с особенным участием любителями отечественной старины», — писал он. «Древности Богоявленской церкви в слободе Мстёре» вышли в 1870 году. Шестьдесят страниц текста и двадцать прекрасных рисунков-литографий внутреннего вида храма, его старинных предметов, церковной утвари и книг. Он снова подробно описал свою Мстёру для тех, кому не досталось первой книжки, и особенно досконально — церкви, главные иконы их и ризницы, надгробия и старинные могильные камни. Отлично сумел передать красоту каждого древнего культового предмета.

Через губернатора Самсонова он послал новый альбом императору и наследнику. Император откликнулся «высочайшей благодарностью», цесаревич прислал пятьсот рублей серебром. Великий князь Владимир благодарил «за ученые и художественные труды и многолетние занятия, которые радуют сердце каждого истинно русского человека», изволил обратить внимание на «прекрасно исполненные рисунки древней Богоявленской церкви ел. Мстёры» и прислал в подарок золотые часы. Граф Панин отблагодарил своего бывшего крепостного за «Древности» серебряной кружкой, а новый владелец Мстёры, граф Комаровский, писал, что ему «чрезвычайно приятно было увидеть этот замечательный труд», и называл альбом о древностях Богоявленского храма поистине роскошным, выражал уверенность, что издание «не пройдет незамеченным»: «Изыскания и история оной церкви составлены очень добросовестно и хорошо. Дай бог, чтобы Ваши труды на художественном поприще не прошли бы безвестными для окружающих Вас жителей Мстёры и чтобы Ваш пример животворно и просвещенно подействовал на окружающую Вас среду».