Фрида Вигдорова - Девочки (дневник матери) Страница 62

— Тогда переждите очередь, а то я и так много времени на вас потратила.

Мы уходим. На глазах у Саши злые слезы:

— Папе она бы так не ответила! Папу она бы осмотрела!

Чуть погодя:

— Вырасту большая, буду ругаться и спорить, пока не станет справедливо!!

Еще некоторое время спустя, уже дома:

— Нет, нет, папе она бы не отказала. А если б отказала, он бы такое ей сказал! Он бы ушел, он бы, конечно, не остался, но сначала бы он такое поднял! А ты… Ты извини, ты только не сердись, но ты как маленький кролик (тут Саша меня страстно целует, видно, чтоб смягчить «кролика»). Ты так тихо сказала: «Ну что ж, ничего не поделаешь», — и пошла. Нет, папа бы…

21 марта 54.

Больше всего на свете Сашка боится, как бы кто-нибудь кого-нибудь не обидел.

— Папа, почему ты болеешь за Ботвинника? Ведь ты всегда был за молодых? Вот Смыслов — молодой. А Ботвинник уже побыл чемпионом, другим тоже хочется. А лучше бы всего была ничья: и Ботвинник остался бы чемпионом, и Смыслову бы не так обидно. Как ты думаешь, папа?

Саша в кровати. Приходит Женя Пастернак:

— Саша, ты больна? Что с тобой?

Саша мнется:

— Я… я… Доктор говорит, что были нарушения в диете.

Саша:

— Галя, ты уже пригласила папу Шуру на день своего рождения?

— Нет еще.

— И не приглашай!

— ?!?

— Понимаешь, он того не разрешит есть, этого… Знаешь, как скучно будет…

Саша:

— Мама Соня любит папу Абу больше, чем тебя, меня, Галю и Изю. Вот! Она говорит, что его спокойствие для нее важнее, чем мы все вместе взятые. Видишь, как некоторые жены любят своих мужей?

— Ты что же, хочешь, чтобы я любила папу больше, чем тебя?

— Да!!!

Первый раз слышу такое — это при ее-то ревнивом характере!

Саша:

— Мама, если бы пришел вор, ты бы ему сказала: вы забыли, вон там еще одна рубашечка лежит.

— Я вижу, ты меня совсем глупой считаешь!

— Ну, что ты! Ты очень умная, но ты бы так сказала. И еще бы ты сказала: «Извините, у нас все белье непостиранное! Извините, что так получилось!»

Это Шура виноват, что дети считают меня такой юродивой — это он всегда шутит на этот счет.

— Саша, о чем вы с Таней разговариваете?

— Сначала она мне рассказывает о геометрии, а потом мы говорим о житейском…

26 марта 54.

Гале 17!

На дне рождения были только песковцы. Моргалки, шарады, но главное — танцы.

Саша:

— Всё танцуют и танцуют… Я никак не могу понять, что в этом интересного? Егор со мной совершенно согласен, он тоже не понимает, что в этом интересного.

Шарады были такие: перс-тень, труп-па, о-зеро (без слов!) и еще всякие.

В слове: «труп-па» первый слог изображался так: Егор лежал, закрытый простыней, Женя[52] читал лекцию по анатомии, а Сашка, Алена и я записывали. Во время лекции профессор взял Егора за нос, и покойник с ужасным визгом вскочил и умчался.

Целое заключалось в том, что Женя набирал актерскую труппу.

Егор пришел к нему в качестве фокусника. Играл он очень хорошо и с полным самообладанием бросил, по ходу дела, на пол мою шляпу (Галя из публики взволнованно крикнула: Эй, эй!).

Саша обнаружила незаурядный импровизаторский талант, она очень находчиво отвечала на все Женины вопросы.

Женя:

— Итак, что вы умеете делать?

— Решительно все!

Женя:

— Тогда спойте!

— Дело в том, что я сегодня немного охрипла.

— Тогда станцуйте!

— Видите ли, как раз сегодня я подвернула ногу.

— Гм… Ну, а с техникой вы знакомы?

— Всю жизнь интересовалась техникой!

— Тогда я назначаю вас осветителем.

— А… а это не значит, что я должна буду играть главную роль?

Потом мы с Женей написали рассказ, оставив место для прилагательных. Кажется, без такого рассказа не обходится ни одно рождение. Потом дети вслепую вставляли прилагательные. И получилось вот что:

Свободомыслящее волнение началось с длинноногого утра. Кашляющая именинница проснулась в 5 часов. 7… 9… Не опоздают ли противные гости? Усвоила ли потрясающая Алена, что плохотанцуюший день благородного рождения в ЭТО ветреное воскресенье, а не в будущее? Не забыла ли бессмысленная мама Фрида купить шарообразное шампанское? Хватит ли чокнувшейся ветчины? Удался ли у влюбленной мамы Сони розовый наполеон?

Не решил ли голубоглазый Миша, что Сретенский бульвар находится в лохматом Киеве? Не взял ли он сгоряча цветочный билет на вечерний поезд?

Не обнаружит ли хороший Саша в последнюю меланхолическую минуту, что кривой пиджак его прожжен на истерической спине деревянным утюгом?

Не придет ли в зеркальную голову кристально-чистого Валеры сказать по причине живописного плохого настроения, будто ему нужно зубрить наэлектризованную науку?

Ах, сколько приятных неожиданностей ожидает голодную именинницу.

(И так далее, и так далее — чем длиннее, тем лучше. Ребят все это почему-то очень смешит).

31 марта 54.

Саша:

— Мама, как плохо жить на свете. Как в школу идти не хочется.

— Ну, потерпи. Осталось немного: апрель, май — и все. А потом поедем в Пески, станем ходить на речку.

— Как все было плохо. А ты поцеловала — и сразу легче.

— Мама, а теперь про все можно говорить? И про дядю Илюшу и про тетю Руню?

Саша:

— Мама, ты не можешь мне объяснить — зачем люди живут на свете?

В самом деле…

Галка:

— Вот кончу я школу и меня не примут в институт. Кто за меня хлопотать станет? Ведь ты не будешь?

— Не буду.

— Ну вот, так я и знала. За Артема — можешь, а за меня — нет. Помолчав:

— Ты не думай, я понимаю. Это я так…

11 июня 54.

Мы снова в Песках. Только Галка еще в Москве — сдает экзамены на аттестат зрелости.

Я послала соседу записку:

«Яков Львович!

Мы испекли пирог.

Мы не можем есть его одни.

Мы просим прийти Марию Петровну.

Мы просим прийти Вас.

Мы ждем Вас к 9 ч.»

Саша, которая должна была отнести записку, прочла ее и сказала: — Ты пишешь, как Габрилович или Олеша: «Он икнул. Он рыгнул. Он сказал». [Саша, конечно же, почерпнула сведения о стиле Е. Габриловича из пародии Александра Архангельского, где показано, как бы Габрилович написал «Капитанскую дочку». Естественно, книги Архангельского стояли на полках в доме, где отец семейства сам был пародистом. — А. Р.]