Александр Дюма - Путешествие в Египет Страница 62

Мы проделали добрых пятнадцать лье за утро и примерно еще половину этого с двух до пяти часов пополудни. Наконец, обессиленные, запыхавшиеся, мы примчались к броду, но, увы, опоздали: вода уже стояла высоко.

Ситуация складывалась не из приятных, у нас не было даже воды; надеясь успеть к переправе и поверив арабам, которые боялись нас разочаровать, мы не позаботились запастись водой из колодца и теперь в буквальном смысле слова умирали от голода и жажды. Если бы солнце палило во всю силу, мы бы сошли с ума; Бешара, видя наше отчаяние, сказал, что иногда па противоположном берегу поджидает перевозчик со своей лодкой; если дать сигнал - выстрелить в воздух, возможно, он приплывет за нами. Не успел Бешара договорить, как я выстрелил; мы издали минут десять, по с огорчением поняли, что нас не услышали. Тогда господин Тейлор велел всем открыть огонь. На сей раз нас услышали: мы увидели, как от противоположного берега отошла долгожданная лодка и заскользила по волнам. Через четверть часа она причалила к нашему берегу; мы ринулись в нее, подав знак Абдулле и Мухаммеду следовать за нами. Арабы же остались стеречь наш багаж; но, высадившись на сушу, мы сразу отправили им с Мухаммедом провизию, а сами заспешили в Суэц так быстро, как требовал наш желудок. В конце концов мы буквально ворвались к господину Команули, который встретил нас с распростертыми объятиями и предоставил комнату Бонапарта. Должен сознаться к своему стыду, мы вошли в нее, испытывая совсем иные чувства, нежели те, что обуревали нас, когда мы впервые перешагнули ее порог. Нам и в самом деле требовалось что-то более питательное, чем просто воспоминания, пусть даже самые героические. Господин Команули оказался очень любезен, он опередил наши желания, уже готовые сорваться у нас с уст, и соорудил импровизированный ужин, принеся свои извинения, мы же рассыпались в благодарностях.

Завершив трапезу, мы подошли к окну, выходившему па Суэцкий порт, и долго наслаждались морской прохладой; хотя уже наступила ночь и мы нуждались в отдыхе, но пережитые волнения, мысли об опасностях, которых мы чудом избежали, не давали нам уснуть. Мы вспоминали вечерние привалы с их всевозможными приключениями, пустыню, концерты шакалов и гиен, следы ящериц и змей на песке, обжигающее солнце и смертоносный хамсин - все это были не просто воспоминания, а совсем свежие впечатления; мы, если так можно выразиться, буквально прикоснулись к ним руками, но теперь, несмотря на их близость, они представали перед нами во всей своей романтике и значительности.

С тех пор минуло восемь лет; время и расстояние сделали их еще значительнее, все приятные и страшные воспоминания об этом дивном путешествии по- прежнему живут в моем сердце; если бы мне представилась возможность вновь пережить все это, пусть ценой той же усталости и тех же опасностей, я бы согласился не колеблясь.

VI. ГУБЕРНАТОР СУЭЦА

На следующий день мы нанесли визит губернатору Суэца; то ли нас горячо ему рекомендовали, то ли наше дружеское расположение произвело па него доброе впечатление, но он оказал нам истинно братский прием. Не успели мы войти, как принесли в серебряных кувшинах знаменитую воду; я грезил о ней в течение трех недель, пока мы тщетно пытались отыскать что- либо на нее похожее. После воды настал черед трубки и кофе, а затем последовал рассказ о наших приключениях.

Я говорил, Мухаммед переводил, и это позволяло мне, глядя на доброжелательное и серьезное лицо паши, судить о впечатлении, которое производили на него различные перипетии нашего путешествия.

Вероломство Отца Победы, казалось, весьма его позабавило; но больше всего меня удивило довольное выражение, появившееся на его лице во время моего беспристрастного и бесхитростного рассказа о том, как арабы украли наши продукты. В этом месте он остановил меня и заставил повторить эпизод с мишмишем, сахаром и кофе; затем с сияющим видом потребовал продолжения; без сомнения, мое повествование доставило ему огромное удовольствие. Тогда я весьма высоко оцепил его вкус и искренне пожалел о том, что губернатор не мог послушать мой рассказ в оригинале и должен был довольствоваться лишь переводом. Когда я завершил нашу одиссею, губернатор велел принести воду и предложил отобедать С ним. У нас не было причин отказываться; мы согласились, предварительно оговорив удобное для всех время, и отправились осматривать город.

Вернувшись к указанному часу и проходя через внутренний двор, мы увидели небольшой отряд и подумали, что это паша решил оказать нам подобающие почести. Во дворце все были подняты на ноги - слуги, рабы, евнухи. Нас провели в просторный квадратный зал, где на диване нас ждал паша. После необходимых приветствий, которые перевел наш верный толмач Мухаммед, ну а сопровождающие их жесты мы уже вполне сносно могли изобразить сами, внесли большой серебряный поднос и поставили на пол. Мы тотчас же уселись вокруг него на корточки. Затем вошел невольник с серебряными кувшинами, чашами и всем необходимым для мытья рук. Паша потребовал воду дважды, нам еще ни разу не доводилось встречать столь чистоплотного турка.

На подносе размещалось четыре серебряных блюда, накрытые высокими крышками из того же металла, с несколько грубым, но богатым орнаментом. На первом находился неизменный плов с курицей в центре, на втором - рагу с индийским перцем, его ингредиенты я так и не смог угадать, на третьем - четверть ягненка и на последнем - рыба. Мы храбро потянулись руками к первому блюду, соблюдая между собой некоторую иерархию, и начали с того, что поделили курицу на четыре части. Перед каждым из нас стоял кувшин с нашей излюбленной водой, и думаю, в тот момент я бы не отдал предпочтение ни одному вину.

От курицы мы перешли к рагу. Справиться с этим блюдом оказалось проще: поданное нам мясо какого-то неизвестного животного уже заранее было нарезано на куски. Каждый кусок служил нам вместо ложки, и с его помощью мы прихватывали приправу. Вскоре мы обнаружили, что приняли за мясо овощи. По правде говоря, парижанин счел бы подобное угощение достаточно скудным, но для нас, ставших истинными исмаилитами, оно показалось роскошным.

После рагу настала очередь ягненка. По тому, как губернатор приступил к этому новому блюду, мы поняли, что он - приверженец той же школы, что Талеб и Бешара. Он вытянул обе руки, одной стал придерживать кусок в миске, а другой отщипывать мясо, которое с поразительной легкостью отделялось от костей. На сей раз мы даже не попытались последовать его примеру, заранее зная, что опозоримся. Мы попросили у губернатора разрешения достать свои кинжалы, боясь неожиданным движением испугать его, и, получив согласие, принялись разделывать тушу ножами.