Александр Городницкий - «У Геркулесовых столбов...». Моя кругосветная жизнь Страница 63

Огромное впечатление производят музеи, расположенные на Молу, а их тут великое множество, в том числе довольно большой музей Холокоста. Вход в музеи несколько дней в неделю бесплатный. Наряду с прекрасными музеями классического и современного искусства, на меня сильное впечатление произвели музей космоса и аэронавтики и особенно музей истории мира с его движущимися панорамами и макетами динозавров, птеродактилей и других первобытных зверей.

Вашингтон, стоящий на границе штатов Виргиния и Мэриленд, состоит, по сути, из нескольких уютных и красивых городков – Александрия, Джорджтаун и других, расположенных на берегах бурной и порожистой реки Потомак. Летом здесь бывает невыносимо жарко из-за высокой влажности. Самое хорошее время – апрель, когда зацветает японская вишня – сакура. Целая роща этих деревьев была подарена Вашингтону в начале прошлого века японским императором, и они прекрасно привились на берегах Потомака. До Хиросимы тогда было еще далеко. Теперь праздник весеннего цветения вишни – «Шерри-блоссом» – один из самых торжественных и ярких праздников американской столицы. Он сопровождается театрализованными шествиями, фейерверками и всеобщими гуляниями.

Над водою деревья свой пышныйПодвенечный надели наряд.В Вашингтоне цветение вишни,«Шерри-блоссом», как здесь говорят.Этот праздник недолгий весенний,Где невестами ветки парят,Городское рождает весельеИ торжественный шумный парад.Лепесток оторвавшийся, тонок,Начинает недолгий полетНад бурливой рекою Потомак,Где вода у порогов поет.Вашингтонское влажное летоПринесет изнурительный зной.Оттого ль, что своих у нас нету,Так приятен нам праздник чужой?Я не третий и все-таки лишнийВ этом розовом теплом снегу.Отцветает японская вишняНа чужом для нее берегу.

В Вашингтоне, а потом и в других городах я начал встречать давних своих знакомых и друзей, уехавших в США в эмиграцию. На первое же мое выступление в посольство России пришел Василий Аксенов, в доме которого мне потом довелось неоднократно бывать. Он тогда преподавал в университете русскую литературу. Как раз в его доме я обратил внимание на то, что он работает на компьютере, тогда еще казавшемся предметом роскоши. Аксенов напомнил мне, что когда-то, в конце 40-х годов, мы с ним, оказывается, вместе занимались в Ленинградском дворце пионеров в студии у Глеба Сергеевича Семенова.

На радиостанции «Голос Америки» я с радостью встретился с замечательным музыковедом и журналистом Владимиром Ароновичем Фрумкиным, уже упоминавшимся в этой книге, который покинул Советский Союз более тридцати лет назад. Володя тут же организовал мне выступление на «Голосе Америки», подключив в прямой эфир поэта Льва Лосева, работавшего в университете в Дартмуте и знакомого мне еще по Питеру. В последующие годы я много раз встречался с Володей Фрумкиным и его женой Лидой, приезжал на его семидесятилетие, по несколько дней жил в его гостеприимном доме и всякий раз не переставал удивляться широте его интересов, обнимающих, кажется, все – от музыки до политики, одаренности и неистощимой, несмотря на возраст, энергии. Талантливый музыковед и радиожурналист, один из ветеранов «Голоса Америки», один из крупнейших специалистов по авторской песне 60-х годов, ставшей теперь предметом научного изучения, автор нескольких книг о Булате Окуджаве, он и сейчас полон творческих планов и продолжает активно работать и писать. Я уже упоминал его нашумевшую статью «Общность песенных социализмов», посвященную полной идентичности фашистских и коммунистических маршей 30-х годов. Наташа Касперович сняла для немецкого и французского телевидения фильм по его статье, который производит весьма сильное впечатление. Одно дело статья, а вот когда видишь в кадре старой кинохроники, как фашистские солдаты, раздетые по пояс, перекидывают какие-то доски на аэродроме и дружным хором поют: «Und hoer, und hoer, und hoer» («Все выше, и выше, и выше»), песню, которую мы не менее дружно и радостно пели в пионерах, это вызывает буквально шок. Боюсь, что и при нынешней демократии у нас в России этот фильм вряд ли покажут. После событий 11 сентября Володя, как и многие другие жители США, вывесил над своим домом американский флаг, и я с полным уважением и даже некоторой завистью воспринял такое несколько по-детски наивное проявление патриотизма этого умного и уже немолодого человека. В апреле 2010 года, когда я жил у него, мы говорили о том, что вот хорошо бы написать вдвоем книжку об авторской песне в России. Летом того же года они с Лидой впервые за много лет приезжали в Москву и Питер, но нам, к великому сожалению, пересечься не удалось. Остается надеяться на будущее. Как говорится: «Какие наши годы!»

В Вашингтоне и в 93-м году, и в другие годы у меня было довольно много литературных выступлений, из которых более других запомнился вечер в ноябре 1993 года в общественной организации соотечественников, состоявшей в основном из российских эмигрантов первого поколения и носившей почему-то название «Литфонд». Выступали мы вместе с женой Анной перед весьма пожилой публикой, много чего повидавшей на своем веку и на первый взгляд настроенной весьма скептически. Однако вечер этот, организованный Василием Аксеновым, бывшим, как помню, вице-президентом Литфонда (не он ли и придумал это название в пику московскому «Литфонду», из которого его в свое время исключили после скандала с «Метрополем»?), прошел неожиданно тепло. После вечера среди прочих к нам подошел высокий весьма ветхий старец в синих штанах с широкими красными лампасами и представился как «Главный атаман станицы Вашингтонская». После вечера было устроено «пати» в доме вдовы знаменитого в прошлом лингвиста Романа Якобсона, упомянутого Маяковским в его стихотворении «Товарищу Нетте – пароходу и человеку». Собралось много народу, в том числе Анатолий Найман, бывший в ту пору в Вашингтоне, и другие литераторы. Довольно много было выпито. Приехала на «пати» и Галина Васильевна Старовойтова, читавшая тогда лекции в каком-то университете в Вашингтоне. Это было время, когда многие наши демократические лидеры – Виталий Коротич, Галина Старовойтова и другие – отправились на Запад с лекциями и беседами о ситуации в России, которая после расстрела танками Белого дома в октябре 93-го года оставалась весьма напряженной. Галине Васильевне не понравилась тональность стихов, связанных с этими событиями, которые я прочитал на вечере, о чем она мне и заявила. «А вы, Галина Васильевна, теперь здесь, в Америке, российскую демократию защищаете?» – неожиданно для себя резко спросил я, обиженный ее критикой. Чувство горького сожаления и стыда за эти слова охватывает меня всякий раз, когда я вспоминаю об этом после ее злодейского убийства в Петербурге.