Владимир Томсинов - Аракчеев Страница 63

Временами одиночество становилось ему все же невыносимым. Тогда Алексей Андреевич брал в руки перо и писал кому-либо из своих приятелей приглашение в гости: «Я надеюсь, что ваше превосходительство, хотя нынешнею зимою, приедете к нам в Петербург, вместе и с ее превосходительством. Причем скажу вам чистосердечно, что вы так углубились в одну экономию и позабыли совсем, что имевши молодую — и как слышал — прекрасную жену, непременно должно и нужно быть каждый год в Петербурге для доставления ей всех удовольствий и веселостей и для занятия модных обращений, ловкой развязности и любезной рассеянности. Примите сей мой дружеский совет и бросьте ваши четверики. Чин и достаток запрещают заниматься оным. Сие говорю, истинно жалея о ее превосходительстве, надеясь, что хотя заочно будет меня благодарить за сей спасительный совет», — так зазывал к себе Аракчеев (письмом от 12 ноября 1803 года) генерал-майора И. Т. Сназина, гатчинского своего сослуживца и, по всей видимости, дальнего родственника[132]. 18 ноября того же года Алексей Андреевич писал полковнику Петру Федоровичу Ставицкому, у которого недавно гостил: «По письму твоему, любезный друг, от 2-го ноября, мною полученному, узнал я, что вы приехали благополучно к ожидающему вас предмету (жене), которого я должен поблагодарить за приготовленную для меня спальню. Муж из похода, а жена из лагеря опять вступить должны скорым шагом под предводительством Амура, вооруженного крепко натянутым луком, и с наполненным стрелами колчаном, на зимние квартиры, то есть в вашу спальню, где любовь и счастие да пребудут неразлучно с вами. Сего желает тот, который беспрерывно до половины своей жизни любил вас нелицемерно». Тон и содержание приведенного письма (как, впрочем, и предыдущего) совершенно не соответствуют образу строгого, аскетичного, безжалостного к себе и другим человека, которым предстает Аракчеев в мемуарах своих современников. По-видимому, как обыкновенно это и бывает, воспоминания об Аракчееве писали совсем не те люди, которым надлежало бы это делать…

Осенью 1805 года Алексею Андреевичу исполнилось 36 лет, а он все еще не был женат. Конечно, служба отнимала у него массу времени и сил, но она совсем не лишала его интереса к особам противоположного пола. Женщины привлекали к себе Аракчеева не меньше, чем артиллерия. И сам он был женщинам вполне интересен. Хотя красавцем его назвать было нельзя, но и безобразным он не выглядел. Портреты, изображающие графа в возрасте от 30 до 40 лет, показывают довольно приятное лицо. И современники Аракчеева, знавшие его в этом возрасте, не скрывают, что внешним обликом своим он производил в то время благоприятное впечатление. Высокий ростом, хотя и немного сутулый, чрезвычайно аккуратный в одежде, лицом даже и привлекательный (если так можно выразиться о мужской физиономии). «Морщит свое миловидное личико», — писал о нем один из современников.

Женская красота действовала на Алексея Андреевича завораживающе. Он специально покупал себе красивых крепостных крестьянок, чтобы они прислуживали ему в его усадьбе и удовлетворяли его чувственные потребности. Одна из таких крестьянок настолько покорила графа, что стала его фактической женой.

Звали эту женщину Настасья Федоровна Минкина. О том, как она появилась в имении Грузино, в мемуарной литературе приводятся различные версии. По сообщению аракчеевского писаря Михаила Панфиловича Ефимова, записанному И. П. Тарнава-Боричевским, Настасья Федоровна являлась женой грузинского крестьянина-кучера[133]. «Когда Аракчеев возвысил ее до своей интимности, то мужа она трактовала свысока: за каждую вину, за каждую выпивку водила на конюшню и приказывала при себе сечь». По другим сведениям, она не выходила замуж вообще и была куплена графом вскоре после того, как вступил он во владение Грузиным. Об этом рассказывали в середине XIX века крестьяне — старожилы Грузина. На расспросы о том, как появилась в их селении Настасья, они отвечали: «А Бог ее ведает, откуда она проявилась такая, только не из нашего места была, а дальняя, откуда-то, вишь, из-за Москвы. В своем-то месте, как сказывают, спервоначала просто овчаркой была, овец значит пасла; а опосля, как граф ее купил, так туман на него напустила и в такую силу попала, что и не приведи Господи».

Вероятнее всего, эта женщина действительно была куплена Аракчеевым. По некоторым сохранившимся сведениям, отец ее был кучером и происходила она из цыганской семьи. На цыганское происхождение явно указывает и внешний облик Настасьи, запечатленный на портретах. Она имела жгучие темно-карие глаза, роскошные черные, как смоль, волосы, смуглый цвет кожи. Была круглолица и полна телом, высока ростом. Одним словом, отличалась той выразительной женской красотой, которая всегда пленяла Аракчеева и которая, даже увянув, не теряет своей притягательной силы.

Аракчеев полюбил Настасью, как только ее увидел, причем полюбил на всю жизнь. В 1806 году в честь этой роковой для себя женщины Алексей Андреевич поставил в Грузине неподалеку от своего дома роскошную чугунную вазу.

Полюбила ли сама Настасья Аракчеева или нет, трудно сказать. Но как только она осознала, что граф влюблен в нее выше меры, то стала всячески угождать его любви к ней. И оказалась она удивительно талантливой в магическом искусстве обвораживать, влюблять в себя. Да и поняла непростую натуру своего хозяина-любовника так, как никто другой не понял.

В 1803 году Алексей Андреевич узнал, что его возлюбленная крестьянка родила от него сына. Радость графа была безмерной. Это еще сильнее привязало его к Настасье. В 1808 году Аракчеев послал своего адъютанта генерал-майора Ф. Е. Бухмейера в Белоруссию с поручением добыть бумаги, удостоверяющие дворянство мальчика. Бухмейер нашел там человека, продававшего такие бумаги, и купил документы на имя дворянина Михаила Шумского. Мальчик-шляхтич с таким именем действительно жил в Белоруссии, но ко времени приезда сюда генерала Бухмейера уже умер. Его могила располагалась какое-то время на одном из кладбищ города Витебска, а затем бесследно исчезла.

После того как мальчик Настасьи Минкиной был объявлен Шумским, сама она стала в соответствии с этим зваться Настасьей Шумской.

Когда новоявленный Михаил Шумский станет уже взрослым, Алексею Андреевичу расскажут историю его рождения. К огорчению своему он узнает, что Михаил не только не его сын, но даже и не Настасьин. Настасья, думая покрепче привязать к себе графа, очень желала родить от него ребенка, но оказалась неспособной к этому. Тогда лукавая женщина договорилась с одной из беременных крестьянок, чтобы та отдала ей ребенка после того, как тот родится[134], сама изобразила для графа беременность, а когда родился у крестьянки сын, взяла его себе, представив дело так, будто родила сама.