Николай I - Мое самодержавное правление Страница 63

С самой нашей разлуки с тобой я, кроме неприятного, ничего не имел. Здоровье жены моей, которую пред отъездом оставил поправляющуюся, видимо, к несчастию, вновь столь расстроилось, что я должен был, внезапно оставя Москву, спешить к ней сюда, в жестоком беспокойстве найти ее опасно больною.

Но милосердием Божиим опасения мои были напрасны, и я нашел ее хотя еще в постели, но почти без лихорадки, но сильно страдающею еще от нервически-простудной головной боли. Теперь ей лучше, и она третий день как перешла в кабинет, но крайне слаба, и вся польза лечения нынешнего лета исчезла.

Вслед за тем заболела дочь моя Ольга сильной простудой, и сегодня только после 14-дневной сильной лихорадки, при жестоком кашле, ей, кажется, получше. В это же время лишились мы нашей почтенной генеральши Адлерберг, бывшей моей первой наставницы и которую я привык любить, как родную мать, что меня крайне огорчило.

Наконец, сын заболел дорогой, и, судя по первым признакам болезни, надо было опасаться повторения прошлогодней. Я должен был согласиться дозволить ему сюда возвратиться и отказаться на сей раз ехать в Варшаву. Из всего этого заключить ты можешь, в каком я расположении духа, но что делать, это воля Божия; надо терпеть и покоряться, но очень, очень тяжело.

Брунов в Лондоне, и я скоро надеюсь получить известие о благополучном заключении договора, который столько труда и времени стоил заключить, потому именно, что ничего не было легче. Но мы видим, что простое и прямое не всегда легко именно оттого, что просто и легко.

Наша экспедиция в Хиву отправилась; не знаю, какой будет успех, ибо вещь мудреная и в особенности зимой; кроме стужи и буранов, все надо везти с собой; и, чтоб вывесть в поле до 5 т. войска, нужно было двинуть до 10 000 верблюдов и 28 т. лошадей для предварительных завозов продовольствия; из сих лошадей уже 8 т. пало.

Ужас подумать! Ежели удастся, то влияние будет сильно и полезно; но жаль противного, а уверену быть нет никакой возможности.

Экспедиция в Хиву продолжала продвигаться, несмотря на холод, доходивший до 32°. Больных немного в отряде, но много в гарнизонах укреплений, умерших же в сие время на 6 т. 34, что очень немного. Была уже встреча неожиданная с хивинцами; одна наша рота без артиллерии имела дело целые сутки с 2 т. их отрядом и счастливо отбила все их нападения; предстояло труднейшее, т. е. переход через хребет Усть-Юрт.

От Брунова ничего не получил нового, но все шло покуда хорошо. Злость Франции на нас все усиливается, и слова Сульта в камерах сие доказывают, что я им сильно отвечал.

Вели в крепости у квартиры, где остановимся, поставить почетный караул; крепости салютовать, когда жена выйдет из кареты, но не ранее, дабы не пугать лошадей.

В Варшаве мы приедем прямо к собору, во время многолетия вели цитадели салютовать. Мы очень желаем остановиться не в Бельведере, но в Лазенках; буде сие решительно не невозможно, топить там можно вверху везде. Раух привез нам весьма плохие известия про почтенного короля; ждем с нетерпением приезда Тюмина с позднейшими.

Положение мое очень тяжело: удерживать жены не смею, но боюсь несчастия в ее присутствии, и тогда последствия для ее слабого здоровья меня пугают. Но Бог милосерден и услышит молитвы наши и сохранит еще почтенного короля. Не хочу терять надежды.

Бог сподобил меня застать еще в живых почтенного короля и быть им еще узнанным; и казалось, что это была последняя ему приятная минута, и через 4 часа после он скончался, как праведник, без боли, без вздоха, без судорог, заснул! Мы все, русские, должны в нем оплакивать друга нашего Александра Павловича и искреннего друга России, что он в завещании подтвердил своим детям.

Вели сейчас надеть траур в армии, сходно посылаемого приказа. Жена моя перенесла ужасный сей удар с удивительною твердостию духа, и с помощию Божией надеюсь, что оно худых для нее последствий иметь не будет.

Здесь все продолжает быть в порядке, и кажется, при благоразумии короля и преданности к нему, можно того же надеяться впредь; так и чувства его, которые мне давно были известны, выразились ясно вчера, когда он принимал наш отряд кавалергардов; обласкав каждого и уверив всех в наследственных чувствах к России и к нашей армии, он обнял старшего унтер-офицера и рядового в знак искренности своих слов.

Вчера по соизволению его дежурили при нем наши генерал и флигель-адъютанты, сегодня стоят на часах наши кавалергарды; словом, все делается, чтобы доказать, что потеря наша общая и что память к нему, общая в нас, залогом и будущей нашей дружбы и союза. Я держусь в стороне и никого не вижу, дабы показать тем, что я прибыл для семьи, для покойного, а не для какого-либо влияния.

С возвращения моего сюда мне не было свободного времени отвечать тебе, мой любезный отец-командир, на два письма: одно, полученное мною на пароходе при самом отплытии из Киля; другое здесь, вскоре по приезде. Я нашел здесь столько тяжелого, грустного дела, что, при без того довольно мрачном расположении моего духа, с трудом мог заниматься и кончить все, что на меня навалили.

Теперь, слава Богу, дела пришли в обыкновенное правильное течение, и мне несколько полегче. К несчастию, я нашел здесь мало утешительного, хотя много и было преувеличено. Четыре губернии точно в крайней нужде; это Тульская, Калужская, Рязанская и Тамбовская; озимый хлеб и четвертой доли не воротить семян; к счастию, что яровые хороши.

Требования помощи непомерные; в две губернии требуют 28 миллионов; где их взять? Всего страшнее, что ежели озимые поля не будут засеяны, то в будущем году будет уже решительный голод; навряд ли успеем закупить и доставить вовремя. Вот моя теперешняя главная забота.

Делаем что можем; на место послан г. Строганов распоряжаться с полною властью. Петербург тоже может быть в нужде, ежели из-за границы хлеба не подвезут. Чтоб облегчить потребность казенного хлеба сюда и не требовать всего количества с низовых губерний, я приказал было Чернышеву тебя спросить, можно ли считать на Польшу; но дело это несбыточно на сообщенных условиях; разве на пробу заподрядить 20 т. кулей для доставки чрез Либаву?

Год тяжелый; денег требуют всюду, и недоимки за полгода уже до 20 миллионов противу прошлого года; не знаю, право, как выворотимся.

Поездка моя в Германию, как пишет Пален, привела Луи-Филиппа и Тьера в тревогу; они вообразили, что я только за тем ездил, чтоб соединить всех германских владетелей против Франции, и крепко негодуют.