Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 Страница 63

Глава XI

Меня допрашивают. Я даю триста луи секретарю суда. Акушерка и Кастель-Бажак заключены под стражу. Мадемуазель рожает мальчика и заставляет свою мать возместить мне убытки. Мой процесс уходит в небытие. Мадемуазель отбывает в Брюссель и направляется, вместе со своей матерью, в Венецию, где становится гранд-дамой. Мои работницы. М-м Баррель. Я похищен, заперт и вернулся на свободу. Я отправляюсь в Голландию. L'Esprtt Гельвеция. Пикколомини.

Я отправился к ней на следующий день рано утром. Случай был безотлагательный, я ее разбудил и рассказал обо всем подробно. Она сказала, что не следует увиливать, нужно обо всем поставить в известность криминального лейтенанта, и она сама пойдет с ним поговорить. Она написала предварительно, что придет говорить с ним о важном деле в три часа после обеда, и он ответил, что ждет ее. Она пришла, информировала его обо всем, сказала, что мадемуазель собирается рожать, и что после родов она вернется к своей матери, не рассказывая ей, что была беременна. Мадам заверила меня, что мне нечего больше опасаться, но поскольку процесс продолжается, я буду вызван в суд на послезавтра. Она посоветовала мне встретиться с секретарем суда и найти какой-нибудь предлог, чтобы дать ему денег.

Я был вызван и предстал перед судом. Я увидел г-на де Сартина sedentem pro tribunali[43]. В конце он объявил, что должен перенести заседание на более поздний срок. Он заявил, что я не должен покидать Парижа ни жениться в период отсрочки, потому что во время любого уголовного процесса действует запрет на любые гражданские акты. Во время допроса я показал, что пошел на тот бал, о котором говорится в процессе, в черном домино, но все остальное отрицаю. Относительно Мисс Кс. К.В. я сказал, что ни я, ни кто-либо из ее семьи никогда не думали, что она беременна.

Опасаясь, чтобы мне, как иностранцу, Воверсен не назначил содержание под стражей, заявив, что я могу бежать, я воспользовался этим предлогом, чтобы посетить секретаря суда и оставить ему, без квитанции, триста луи в качестве залога для покрытия судебных издержек, если суд решит, что это я должен их оплатить. Он посоветовал мне потребовать возложить эти издержки на акушерку, что я и поручил моему прокурору, но вот что случилось четыре дня спустя.

В то время, как я прогуливался по улице Темпль, ко мне подошел савояр и передал записку. Прочтя ее, я увидел, что некий человек, находящийся в аллее в пятидесяти шагах от меня, хочет со мной поговорить. Я останавливаю свою коляску, следующую за мной, и направляюсь в эту аллею.

Мое удивление было велико, когда я увидел Кастель-Бажака. Он мне сразу сказал, что ему надо сказать мне лишь несколько слов, и хорошо бы, если бы нас никто не видел.

— Я хочу предложить вам, — сказал он, — надежный способ покончить с процессом, который должен вас беспокоить и стоить вам много денег. Акушерка уверена, что это вы были у нее с беременной женщиной, и она обеспокоена тем, что станет причиной вашего заключения. Дайте ей сотню луи, и она скажет секретарю суда, что ошиблась. Вы заплатите эту сумму только после. Пойдемте со мной поговорить с адвокатом Воверсеном, и он вас убедит. Я знаю, где он сейчас. Пойдемте. Следуйте за мной издали.

Очарованный той легкостью, с которой мошенники открылись, и интересуясь их возможностями, я последовал за этим человеком на третий этаж дома на улице Урс, где нашел адвоката Воверсена. Увидев меня, он сразу перешел к делу. Он сказал, что акушерка придет ко мне со свидетелем, чтобы подтвердить мне в лицо, что я был у нее вместе с беременной женщиной, но что она меня не узнает. Этого поступка будет достаточно, по его мнению, чтобы полицейский лейтенант приостановил все процессуальные действия, и чтобы обеспечить мне возможность выиграть процесс против матери мадемуазель. Сочтя, что это хорошо придумано, я сказал, что буду до полудня у себя в доме в Темпль все эти дни. Он сказал, что акушерке нужны сто луи, и я ей их пообещал, после того, как она заявит секретарю суда о своем отказе; он ответил, что она полагается на мое слово, но что я должен сразу отдать четверть этой суммы, причитающуюся ему за расходы и в качестве гонорара. Я заявил, что готов их ему уплатить, если он даст мне квитанцию, и по этому поводу мы имели долгую дискуссию; но, наконец, он мне дал ее, в самых общих выражениях, и я отсчитал ему двадцать пять луи. Он сказал, что по большому секрету даст мне советы, как сорвать все действия матери Кс. К.В., несмотря на то, что она является его клиенткой, потому что считает меня невиновным. Я принял все это к сведению и направился к себе, описав все случившееся и отправив записку г-ну де Сартину.

Три дня спустя мне объявили о женщине в сопровождении мужчины; она хотела поговорить со мной. Я выхожу, спрашиваю, чего она желает, и она отвечает, что хочет переговорить с г-ном Казанова.

— Это я.

— Я обманулась.

Мужчина, бывший с ней, изображает улыбку, и они уходят. В тот же день м-м дю Рюмэн получает письмо от аббатисы, в котором та сообщает ей новость, что ее подопечная очень счастливо разродилась прекрасным малышом, которого она отправила туда, где о нем вполне позаботятся. Она написала, что роженица покинет монастырь только через шесть недель, чтобы отправиться к своей матери, имея сертификат, гарантирующий ее от всех возможных неприятностей.

Два или три дня спустя акушерка была взята под стражу и заключена в камеру. Кастель-Бажак был отправлен в Бисетр, а Воверсен был вычеркнут из списка адвокатов. Процессуальные действия против меня со стороны м-м Кс. К.В. продолжались вплоть до появления ее дочери, но не активно Мисс Кс. К.В. вернулась в отель де Бретань к концу августа, представ перед своей матерью с сертификатом от аббатисы, в котором говорилось, что она содержалась в монастыре четыре месяца, в течение которых она никогда никуда не выходила и не принимала никаких визитов. Она возвратилась домой, когда уже не было опасения, что ее заставят выйти замуж за Попелиньера. Она заставила мать лично пойти к полицейскому лейтенанту и отнести ему этот сертификат, прекратив, таким образом, все свои действия против меня. Он посоветовал ей хранить в будущем по этому делу строгое молчание и дать мне некое удовлетворение, которого я был вправе потребовать, что привело бы впоследствии к некоторому ущербу для чести ее дочери.

Ее дочь, хотя и не опасаясь этого, заставила ее принести мне общее извинение в письменной форме, которое я зарегистрировал в канцелярии суда, и которое позволило мне прекратить процесс во всех формах. Я больше не ходил к ней, чтобы не встретиться с Фарсетти, который взялся препроводить Мисс в Брюссель, гордость не позволяла ей показываться в Париже, где ее история не обошла никого. Она оставалась в Брюсселе с Фарсетти и Магдаленой до момента, когда ее мать вместе со всей семьей не воссоединилась с ней и не препроводила ее в Венецию, где три года спустя она заделалась гранд-дамой. Я увиделся с ней пятнадцать лет спустя, вдовой и сравнительно счастливой, благодаря своим личным качествам, своему уму и своим социальным добродетелям, но никогда больше не имел с ней ни малейшей связи. Через четыре года после этого периода, читатель узнает, где и при каких обстоятельствах я встретил Кастель-Бажака. К концу того же 1759 года, перед моим отъездом в Голландию, я потратил еще денег, чтобы выпустить из тюрьмы акушерку.