Шерли Грэхем - Фредерик Дуглас Страница 64

Многие жители Рочестера помогали скрывать беглых негров. Как-то вечером, когда уже стемнело, в двери Дугласа постучал хорошо одетый человек средних лет и назвал себя помощником местного правительственного уполномоченного по делам беглых негров.

— Я явился предупредить вас, — сказал он, не присаживаясь, — что час назад нашу контору посетил владелец трех рабов, бежавших из Мэриленда. Располагая сведениями, что они в Рочестере, он получил ордер на их арест и собирается сюда к вам.

Дуглас глядел на пришельца, не веря своим глазам. Фамилия, которой тот себя назвал, не оставляла сомнений, что это весьма видный деятель демократической партии: уж от такого-то меньше всего можно было ожидать помощи! Дуглас попытался что-то ответить, но гость прервал его:

— Счастливо оставаться, мистер Дуглас! Советую не терять ни минуты! — и с этими словами поспешил уйти.

Один из разыскиваемых беглецов был в это время у Дугласа на сеновале. В ту же ночь пара вороных коней проскакала куда-то во тьме. Потом прогромыхала к пристани телега Азы Антони, а утром трос молодых негров находились уже в свободных водах озера Онтарио на пути в Канаду.

Дуглас и его «Полярная звезда» являлись тем центром, вокруг которого развертывалась основная деятельность аболиционистов-негров. Среди новых знакомых Дугласа были: внук вождя африканского племени Генри Хайленд Гарнет, высокообразованный человек, не примыкавший к лагерю Гаррисона, ибо он с самого начала предпочитал политическую деятельность; доктор Джеймс Мак-Кюн Смит, получивший медицинское образование в Шотландии, Джеймс Пеннингтон, окончивший Гейдельбергский университет, Генри Бибб, Чарльз Редмонд и двоюродный брат Гарнета Сэмюэль Рингголд Уорд, которому особенно симпатизировал Дуглас. Все эти люди были старше Дугласа по возрасту, он гордился, что есть такие негры, и общение с ними придавало ему больше уверенности в себе.

Когда в 1850 году вошел в силу закон о беглых рабах, ни один негр, даже самый образованный, талантливый или богатый, не мог больше чувствовать себя в безопасности на территории Соединенных Штатов. У Дугласа имелась вольная грамота, за его свободу были заплачены деньги. Но Гарнет и Уорд благоразумно решили покинуть родину.

Они разъезжали вдвоем по Европе до самой смерти Уорда. Гарнет приобрел там кличку «негритянского Томаса Пейна». Смерть Уорда была тяжелым ударом для Дугласа: он считал, что этот человек неизмеримо выше всех остальных своих единомышленников — и как мыслитель и как оратор.

«По глубине мысли, — писал Дуглас на смерть своего друга, — по ораторскому таланту, остроумию, железной логике и общему развитию едва ли найдется среди негров человек, равный Уорду».

В этот период Дуглас напрягал все свои силы, буквально захлестываемый работой. Он видел судьбу негров, бывших рабов, которые до сих пор жили спокойно и безбоязненно на западе штата Нью-Йорк и в других местах: потрудившись изрядно на своем веку, кое-кто из них имел сбереженья, собственные домики. И вдруг пришлось покинуть все и спасаться бегством в Канаду. Многие умерли там, не выдержав первой тяжелой зимы. Священник африканской методистской церкви Даниель Пейн предложил Дугласу бежать вместе со всеми.

— Мы побиты, — жалобно твердил Пейн, — так хотя бы отступим в порядке.

Дуглас покачал головой.

— Нет, мы должны держаться!

Наступила весна 1855 года. Никогда еще огромные фабрики и кожевенные заводы Рочестера не были так загружены. Сплошным потоком двигался по реке Дженеси сплав с Аллеганских гор, и на лесных пристанях росли штабеля могучих сосновых стволов. Вверх и вниз по течению канала Ири плыли плоты, и мулы с трудом вытягивали их вдоль берега; в речном порту скапливались горы товаров в ожидании погрузки на пароходы. Рочестер гордился тем, что стал также одним из самых важных пунктов недавно законченной железной дороги «Нью-Йорк сентрал».

Плантаторы, ездившие на воды в Саратогу, заглядывали и в Рочестер, расположенный неподалеку. Им нравились чистые широкие улицы и красивые здания, но они ужасались, когда встречали там прилично одетых негров. Южане щедро тратили свои деньги, интересовались строительством новых текстильных фабрик. Одного только не могли они понять: как это разрешается Фредерику Дугласу жить в таком прекрасном городе?

Однако в народе крепко держалось здоровое чувство справедливости. Когда Фредерик Дуглас приехал в соседний городок Гомер и враги подняли стрельбу, чтобы помешать его выступлению, Орен Карват отказался в знак протеста от места дьякона Независимой церкви, продал свою ферму и переехал жить в Оберлин. Его сын Эрастус посвятил всю жизнь распространению знаний среди негров. Он был первым ректором университета Фиск, учрежденного в штате Теннесси после гражданской войны для негров, которые только что обрели свободу.

Темной, безлунной ночью Дуглас ехал верхом по Ридж-Роуд. Он возвращался домой из Дженеси, где выступал по поводу законопроекта «Канзас — Небраска» и тактики аболиционистов.

Дуглас любил эти поездки в одиночестве. Он называл их «проветриванием мозгов». Но сегодня из головы у него не шло одно гневное письмо, автор которого обвинял Дугласа в том, что он покинул своего друга Гаррисона «в самую трудную минуту». Дуглас вздохнул. Он понимал, что «Полярная звезда» все больше отклоняется от курса «Либерейтора». Он был преисполнен чувства благодарности к Гаррисону, знал его лично как отважного человека, живущего благородными принципами. «Если есть один порядочный человек на свете, так это Гаррисон. Но я не могу быть во всем с ним согласен!» — Эту фразу Дуглас незаметно проговорил сейчас вслух.

Последняя стычка между ними произошла по поводу толкования конституции Соединенных Штатов. Гаррисон считал, что этот документ играет на руку рабовладельцам. Теперь, когда даже в Бостоне и в Нью-Йорке усилилась борьба с ними, Гаррисон настаивал на новом девизе: «Никакого союза с рабовладельцами»— для выражения протеста против конституции.

Что же касалось Дугласа, то он считал, что конституция Соединенных Штатов преследовала цель «упрочить союз, укрепить правосудие, обеспечить спокойствие и безопасность внутри страны, поднять уровень благосостояния и предоставить народу возможность пользоваться всеми благами свободы». Поэтому Дуглас и его группа не соглашались признать, что конституция поддерживает рабство, она казалась им, наоборот, верной гарантией повсеместного уничтожения рабства. Дуглас призывал американский народ к политической борьбе за соблюдение конституции по всем статьям.

Итак, учитель и ученик расходились все больше и больше. Дуглас знал, что Гаррисон стал последнее время прихварывать. «Надо бы съездить в Бостон навестить его», — подумал он. Но тут же вспомнил, что для этого, к сожалению, нет никаких денег.