Карин Мюллер - Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой Страница 64

В 10:45 кишечник начинает бунтовать. Слишком много свежей рыбы, которая просится наружу. Такое ощущение, что в животе у меня ожившие моллюски тащат за собой мешки с ежовой икрой, как новоявленные Санта-Клаусы, а устрицы в ужасе ищут раковины. Подумав о кальмаре, я тут же чувствую во рту привкус ферментированных чернил.

11:30. Стою на пляже в полном одиночестве. В деревне воцарилась зловещая тишина. На дорожке никого, музыки не слышно, не видно фонариков… Может, слухи об очищающем ритуале и есть всего лишь слухи?

12:00. Я очень разочарована. Как я готовилась к этому дню! Подумав, что сторонний наблюдатель с камерой мало кому понравится, я и сама хотела окунуться. Даже надела купальник, повязав сверху большое полотенце. Если я сейчас пойду домой и залезу под теплое одеяло, то поступлю, как настоящая трусиха.

Минуточку. Я же здесь. И океан — вот он, передо мной. Почему бы не окунуться?

Припрятав вещи у лестницы, снимаю утепленную куртку, жилет, фланелевую рубашку и теплое белье. На пляже все равно никого нет — так зачем мне купальник? Шагаю к воде по острым камням. Постепенно входить в ледяную воду — удовольствие не для слабонервных, поэтому я ныряю и делаю несколько быстрых гребков. Нос тут же замерзает, становится трудно дышать. Волны высокие и непредсказуемые. Меня охватывает восторг и ужас. Еще 10 футов, и можно поворачивать к берегу.

«Ясёй, ясёй, ясёй!»

Я резко оборачиваюсь. По лестнице движется вереница людей с фонариками. Деревенские накачались саке и набрались наконец храбрости окунуться в ледяную воду.

Ширина пляжа — не больше 10 футов. Моя одежда и камеры спрятаны за скалами над линией прилива, у подножия лестницы. Я в ловушке. Мне становится страшно. Что же делать? Решаю хотя бы подождать, пока они разденутся — тогда мы будем на равных.

Оказывается, это была не очень хорошая идея. Ведь мне гораздо сильнее хочется вылезти из воды, чем им в нее залезть. Они не спешат, устраивают на пляже своеобразный филиал раздевалки спортклуба, дерутся полотенцами, пускают по кругу бутылки согревающего саке и испуганно высматривают в черной воде притаившихся опасных тварей. Я тем временем уже не чувствую рук и ног. На ум приходит статья, которую я недавно читала: в национальном парке Глейшер во время заморозков у деревьев замерзли клетки, и они взорвались!

Наконец терпению моему приходит конец. Еще чуть-чуть — и им придется меня спасать.

«Добрый вечер, ребята», — произношу я на почтительном японском.

Все замирают, как ослепленные фарами кролики, и начинают оглядывать черные воды с утроенным испугом.

«Кто это?» — наконец спрашивает самый отважный.

Почему-то на ум приходит только один ответ: «Скрытая камера». Но я не знаю, как будет «скрытая» по-японски, а словарь лежит на берегу, рядом с полотенцем. Ни один из диалогов из учебника в данной ситуации не подходит. Более того, я вообще-то приехала в Идзику — да и в Японию, собственно, — для того, чтобы снять документальный фильм. Настало время выбирать — камера или полотенце?

«Не могли бы вы передать полотенце?» — я усиленно делаю вид, что ничего такого не происходит. А ведь это моя первая режиссерская неудача.

Японцы хоть и теряются в нестандартных ситуациях, но чего у них не отнимешь, так это врожденного такта. Услышав мою просьбу, они наконец вышли из ступора и поняли, что надо делать. Мне тут же протягивают с десяток полотенец, держа их на манер плаща тореадора и скромно потупив глаза. Я кутаюсь в пушистое полотенце, которое ветер так и норовит сорвать, и бегу к куче своей одежды. Пока одеваюсь, безымянная рука протягивает мне бутылку саке и стаканчик.

И вот я снова в приличном виде. Мои новые друзья решают, что нет причин приостанавливать очищающий ритуал, и бросаются в воду. Я беру камеру, но руки не берутся снимать: надо же как-то отблагодарить их за деликатность.

И я прощаюсь. К несчастью, Идзика стоит на высоком утесе, и чтобы добраться до гостиницы, предстоит преодолеть 434 ступени. Карабкаясь по лестнице, чувствую, как мое тело коченеет, точно дохлая кошка на дороге после захода солнца.

Прежде чем принять ванну, в Японии принято соблюсти определенный ритуал. Одежду аккуратно складывают и оставляют в плетеной корзине в предбанничке. Затем хорошенько оттирают грязь под душем, который висит так низко, будто предназначен для карликов. Волосы нужно подколоть и обязательно вычистить грязь под ногтями. Я же лишь сбрасываю ботинки и камеры, прежде чем рухнуть в горячую воду. К счастью, время уже за полночь, и все давно легли спать.

Глава 22

Из Идзики мой путь лежит на южную оконечность полуострова Кии. Мне предстоит стать свидетелем кангио — зимнего ритуала очищения, проводимого группой строгих аскетов. Вдоль священной тропы, ведущей в Кумано, расположены 48 водопадов. Ритуал заключается в том, чтобы посетить их все, часами простаивая под студеными струями. Я ломаюсь на 17-м. Ноги немеют до такой степени, что я ударяюсь пальцами о подводные камни и даже не чувствую боли, пока не увижу собственные кровавые следы на снегу. Каждый раз заставляя себя встать под ледяной душ, я испытываю мгновенную пульсирующую боль, точно голову проткнули иглой. Самое обидное, что после всех этих мучений просветление так и не приходит. Зато приходит желание побыть в уюте и тепле.

Я возвращаюсь в Осаку, залезаю под 4 одеяла и смотрю в стену. Она ходит ходуном, как будто дышит, колышимая морозным ветром, который свистит в аллее, заворачивает за угол и ударяет прямо во входную дверь. Сжимая в руке чашку чуть теплого чая, мечтаю об Индонезии и Самоа. Там на рынке можно купить не только маринованные овощи, а лед существует только в составе коктейля.

Куда мне не хочется ехать, так это на знаменитое зимнее представление театра кабуки в Куромори, в 500 милях к северу. Морита-сан советовала снять спектакль для моего фильма. К моему ужасу, Куромори находится близ Сакаты — это город в «задней части» Японии, где так холодно, что даже лебеди, прилетающие туда на зимовку, убивают друг друга, уничтожая численность и без того исчезающего вида. Осилю ли я еще неделю в ледяном краю?

Вообще-то, по теории, в Сакате должен быть мягкий, умеренный климат. Однако есть одна геологическая загвоздка. Зимой из Сибири приходят волны холодного сухого воздуха, проносящиеся над Японским морем и смешивающиеся с теплыми течениями, идущими к северу. Там в воздух попадает огромное количество влаги, которая затем оказывается над Японскими Альпами и выпадает в виде снега, высота которого иногда достигает 30 футов. Что же это должно быть за представление, чтобы высидеть его в такой холод? Тем более что пьесы кабуки идут по 7 часов.