Юрий Айзеншпис - От фарцовщика до продюсера. Деловые люди в СССР Страница 65

Я сделал акростих, где пожелал ему достичь мастерства Давида Кипиани.

— Я буду хранить твой стих под стеклом и выполню любую твою просьбу, Константин. Приезжай ко мне в Грузию».

Кстати, похожую кличку носит и один авторитетный вор из фильма «Антикиллер» и одноименной книги Корецкого. Образ, несомненно, списан с моего знакомого. А в книге Николая Модестова «Москва бандитская» немало места уделено уже конкретно этому человеку. Впрочем, на момент нашего знакомства Песо уже сильно и неизлечимо болел: рак гортани пожирал его неуемную личность, из горла торчала трубочка. Поэтому и выпустили его из-под стражи, выпустили умирать. Вместе с общим знакомым — ныне тоже покойным авторитетом Отари Квантришвили — уже после моего освобождения мы как-то собрались проведать больного, да на несколько дней не успели. На пышные похороны на Ваганьковское кладбище я не пошел, как не пошел потом на похороны застреленного в 1994-м Отарика, как не пошел проститься с еще сотней достаточно близких мне людей. Не люблю я это, не люблю и не понимаю. Только отца и мать я проводил в последний путь. И Цоя.

А вот еще одна история: Я находился «на больничке» в Матросской тишине, куда меня перевели из Бутырки на курс лечения. Почему именно туда, сейчас сказать сложно, возможно, нужное мне сердечно-сосудистое отделение присутствовало только там. И вот однажды меня вызывает к себе начальник медчасти. Случай достаточно редкий, по крайней мере раньше таких высоких приглашений мне не поступало. Настроенный явно благодушно, медик начал задавать вопросы, приятно волнующие мою память и совсем не связанные с нынешним положением подследственного. Меня спрашивали, что делал до начала череды заключений и злоключений, какое имел отношение к музыке, к рок-группам. Я с удовольствием отвечал, не особо понимая, к чему он клонит. Начальник в свою очередь сыпал названиями западных рок-команд и признавался в любви к этой категории музыки. А потом взял со стола какой-то номер журнала «Юность» и прочитал: «Для многих советских рок-групп Юрий Айзеншпис является тем же, что Брайн Эпштейн для “Битлз”». Вот так сравнение! И кто же это написал, какой-то мой бывший приятель? Автора экскурса в историю советской рок-музыки я не знал — некто Евгений Додолев. Но написано было вполне профессионально и позитивно. Также в весьма объемной статье упоминалось, что ныне Ю. Айзеншпис отбывает наказание в советской тюрьме, что, впрочем, ничуть не умаляет его музыкальных заслуг. Начальник медчасти широко улыбнулся:

— Это о тебе, что ли?

— Да. Не только темные пятна в моей биографии…

Через некоторое время после освобождения я неожиданно встретился с тем самым Додолевым. Очень усталый, я ехал в 31-м троллейбусе и задремал. И вдруг сквозь сон слышу зычный голос: «А это тот самый Айзеншпис спит, о котором я статью написал».

Додолев, которого я тогда увидел впервые в жизни, обращался к своему попутчику и показывал пальцем на меня. Они выходили у здания ТАСС, и Евгений сунул мне свою визитку и попросил позвонить. Мы начали общаться, а через какое-то время он стал мужем Натальи Разлоговой. Той самой, пусть и неофициальной, но самой настоящей и любимой жены Виктора Цоя. Вот такая «ирония» судеб.

Именно в эту «матросскую» больничку вскоре после неудачного суда и пришел следователь, причем по интонации его приветствия и унылому выражению лица я понял, что он собирается меня освободить. Следователь мою версию подтвердил, и я начал просить, практически умолять его: освободите меня сегодня! Была пятница, и хотя вроде бы два лишних дня на фоне общего срока моего заключения роли не играли, но я просто физиологически не мог больше оставаться за решеткой. Сначала он отнекивался, ведь уже два часа дня, пока выправлю все бумаги, пока то да се. Но я его упросил, пробудил в нем человеческое чувство и подвиг на хорошее дело. Да и вообще он, видимо, был неплохим парнем!

Около 8 вечера мне сказали собраться с вещами. Здорово, да только все вещи я уже раздал ребятам. И когда я вышел с пустыми руками, с меня затребовали показать свое имущество.

— Да не нужно оно мне, раздал…

— Не имеешь права, должен забрать все в соответствии с карточкой…

Конечно, вещи в тюрьме и теряются, или проигрываются, или меняются. И если бы я хоть какие-то шмотки при себе имел, может, особо детально и не проверяли бы. Вдобавок совсем недавно я получил серьезную посылку со свитерами, брюками и т. д. В общем, я вернулся обратно в палату, меня приветствовали незлой шуткой:

— Как, уже соскучился?

Нет, отнюдь. Забирать подаренное обратно неприятно, но что поделать? Хотя кое-что я сумел оставить «братве» после небольшого торга с надзирателями.

Меня привели в одиночный боксик, чтобы ни с кем не мог пообщаться, ничего не мог передать на волю. Я долго ждал, как оказалось, начальника спецчасти, без которого меня не могут освободить. Он же как раз успел уехать домой, но, если пришло распоряжение освободить, ничто не может служить причиной его неисполнения. В мучительном ожидании прошла еще пара часов, и около 11 меня в последний раз в жизни обыскали, вывели на сборку и открыли ворота. Так закончился мой последний срок с 10 октября 1986 года по 23 апреля 1988 года и мой последний день в неволе. Говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. И все-таки зарекусь…

Новый мир вокруг меня

6.05.2004.

Почти полгода я не подходил к своей книге, ибо вдруг неожиданно осознал: 15 июня 2005 года мне будет 60 лет. Вот она, круглая дата, в которую совершенно не верится. Не хочется верить, вот и не верится. С одной стороны, всего лишь цифра, а с другой… Я где-то читал, что если бы все вокруг нас жили в среднем по двести лет, то и мы бы доходили до куда большей продолжительности. У нас бы не включался этот чертов счетчик, и я был бы в свои 60 еще юнцом. Красивая мысль, но, скорее всего, неверная.

В любом случае позади 12 пятилеток, и это вполне логичный повод подвести некую черту, надеюсь, промежуточную… А коли так, то времени на книгу еще много, и пока займусь-ка другими делами.

Полгода пролетели как один день, и вот я снова усадил себя за работу. С большим трудом. Итак, почти 16 лет назад…

Стоял теплый весенний вечер, практически ночь. Столица не спала, отогреваясь и оттягиваясь после долгой зимы, сюда спешили серьезные люди и веселые компании. И я, вновь свободный гражданин, с радостью влился в этот людской поток. С коей целью, с тощим вещмешком за спиной и справкой об освобождении в кармане, тормознул частника и поехал. Сначала собирался отправиться домой, но потом все-таки не решился. Я знал, что увижу там: сильно постаревших родителей, слезы радости и одновременно глаза, полные упрека. Услышу слова отца, что еще одной подобной истории он уже точно не переживет. А мне сегодня хотелось веселья, пьяного и тупого. И я поехал на Чистопрудный бульвар к Давиду, тому самому полуслепому коллекционеру музыкальных пластинок и дисков.