Наталья Ковалева - Елена Рерих. Путь к Посвящению Страница 65

«За последнее время я много работал над переводом на русский яз[ык] некоторых Упанишад… Занимаюсь также Тибетом, особенно же психическими способностями ламайского духовенства. Мне бы хотелось впоследствии сделать эту тему предметом специального исследования» [382] .

Занимаясь историей Средней Азии, юноша, судя по всему, уже думал о дальнейших исследованиях, предстоящих Рерихам во время Центрально-Азиатской экспедиции, готовящейся его отцом: «У меня уже есть тема в области истории Средней Азии. Я хочу дать очерк и переводы персидских трудов по истории Средней Азии. Это будет и оригинально и важно, ибо нам нужно начинать классифицировать добытые результаты в области археологии Средней Азии» [383] .

Так же, как и его отец, юноша разделял идею общности происхождения и народов Востока и славянства, в особенности России. Интересовали Юрия Рериха и древнейшие культурные связи между Россией и Востоком.

Уровень познаний и интересов, свойственных 19-летнему (!) востоковеду, чувствуется на примере одного из его писем родителям: «Только что звонил Dr. Blake и сообщил мне текст Епифания (Венский Corpus), который вполне подтверждает мое открытие в области истории скифских племен Юга России и Туркестана! Сейчас нахожусь в приподнятом настроении и решительно не знаю, куда деваться. Жаль, что сейчас ночь, а то бы бросился в библиотеку доставать трактат Епифания “О двенадцати камнях”.

Моя теория подтверждает теорию проф[ессора] Ростовцева о иранском происхождении княжеского рода скифов (εκуλoτo) на юге России.

Постановка вопроса обширна и позволяет объяснить многое в скифском народном искусстве. Выясняется громадное значение Средней Азии в истории Юга России.

Беда только, что нужно готовиться к экзаменам, а так тянет погрузиться в научную работу над кочевниками Туркестанских степей» [384] .

Стоит отметить и тот факт, что необычные успехи в учебе не сделали Юрия излишне самоуверенным или самомнительным: он оставался скромным, интеллигентным, прекрасно воспитанным молодым человеком, с которым приятно было общаться всем – и преподавателям, и сверстникам в университете.

В ряде ситуаций, связанных с принятием каких-либо ответственных решений, у юноши возникали определенные вопросы и сомнения, которыми он делился с матерью. В ответ он всегда получал от нее письма, несущие поддержку и ободрение. Понимая, как важно воспитать в сыновьях веру в свои силы – то, чего мать Елены Ивановны не смогла сделать в отношении ее самой, – Елена Ивановна писала Юрию:

«Работай и ни о чем другом не беспокойся. Все знание, которое ты можешь получить, заложено в тебе самом. И я уверена, что успех будет тебе сопутствовать всегда» [385] .

Гарвардский университет предоставлял возможность наиболее талантливым студентам совершать заграничные командировки, и Юрию также была предоставлена такая возможность. Однако объективной необходимости в такой командировке не было, что подтвердил во время сеанса и духовный руководитель юноши Харочай. Юрий отказался от командировки, но потом, видимо, засомневался в правильности своего решения. Елена Ивановна тут же ободрила сына в своем письме:

«Милый, родной мальчик.

Ты, видимо, не получил моего письма, где я пишу, что ни папа, ни я никогда не встанем на твоем пути. Не огорчайся, мой родной, своим отказом от командировки! <…> перед тобой еще столько возможностей, и твои большие достижения уже намечены. Ты к ним придешь, когда это будет нужно. Твоя забота о преимуществах аттестатов Европы мне не очень нравится. Оставь это! Верь себе, а не аттестатам! <…>» [386] .

Не единожды в своих письмах, ободряя и поддерживая сына, Елена Ивановна писала ему о том, насколько важно уметь стойко переносить все невзгоды жизни и неустанно бороться за достижение своих целей:

«Милый мой Юханчик, я уверена, что у тебя все пройдет благополучно. Бороться всем приходится, в этом жизнь и совершенствование, и нет человека, у которого все шло бы гладко. Я думаю, что со временем ты даже полюбишь преодолевать препятствия. Ведь все большие люди, преодолевая препятствия и даже терпя поражения, приобретали новые силы, новые способности. На днях Аллал Минг сказал: “Поручаю Юрию считать Рериха поэтом явлений духа”» [387] .

В свободное время, которого у Юрия было не так уж и много, он занимался верховой ездой и фехтованием, ходил в театр, иногда даже выбирался покататься на лыжах с друзьями и знакомыми по университету. Не оставлял он и любимого с детства занятия – рисования. В одном из писем родителям и брату юноша писал: «Дорогие Папа, Мама и Света!

Как здоровье мамы? <…> Работы много. Изучаю китайский язык. Ходим на лыжах с Небольсиными, д-ром Блэком и Диксоном. Было очень хорошо, временами казалось, что я в Сердоболе. <…>

В четверг вечером иду с Диксоном в театр. Последнее время мне очень захотелось рисовать, и я принялся за дело. Думаю создать серию рисунков “скорбные”. Дерусь на саблях и рапирах, и пока очень успешно. Купил шлем. <…>» [388] .

Годы учебы в Кембридже пролетели быстро.

В 1922 гооду Юрий Рерих закончил Гарвардский университет, получив степень бакалавра индийской филологии.

В том же году он отправился в Париж, чтобы продолжить свое образование в Школе восточных языков при Парижском университете. (Сорбонна традиционно считалась крупнейшим центром европейского востоковедения.) Юрий выбрал себе исключительно насыщенную программу обучения, посещая сразу несколько курсов университета. Он занимался тибетским, монгольским, китайским, иранским языками, санскритом и пали, живыми языками современной Индии. Помимо занятий филологией, написанием статей и выполнением другой научной работы, Юрий закончил еще два курса университета – военный и юридическо-экономический. Подобно тому, как его отец, Николай Константинович, ухитрялся учиться одновременно в Академии художеств и на юридическом факультете Петербургского университета – причем, как он сам писал, экзамены успешно сдавались им на юридическом, а лекции слушались на историческом факультете, – так же и Юрий Рерих получил высшее образование в лучших университетах США и Европы сразу по нескольким специальностям.

Более того, молодой человек продолжал занятия фехтованием и верховой ездой, которыми увлекся еще в Гарварде; не оставлял свои духовные опыты с сеансами общения с Учителями, а помимо всего этого еще и находил время для посещения музеев, театров, концертов и даже для общения с русскими теософскими кругами в Париже!

Как ему удавалось все это успеть, неизвестно. По-видимому, секрет этого заключался не только в его феноменальных способностях к наукам, но в особой организованности и систематичности, которые, как отмечала Елена Ивановна в одном из писем, были унаследованы им от отца.