Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров» Страница 66

В феврале моя жена улетела в Москву, к родителям. Врачи опасались за исход ее беременности, поэтому решили, что ей лучше быть в Москве. В один из апрельских дней замполит доложил, что группа летчиков устроила в местном кафе выпивку – шумели, грубо разговаривали с присутствующими посетителями. Возглавлял летчиков штурман полка.

Я вызываю штурмана:

– Товарищ Борисов, не ожидал от вас! Что вы там натворили?

В ответ я слышу неожиданное:

– Товарищ командир, ничего особенного не случилось. Просто отмечали рождение вашего сына!

Такая наглость меня разозлила:

– Вы отмечаете, а я еще ничего не знаю!

– Товарищ командир, у нас разведка прекрасно работает.

Уловка Борисова спасла его и остальных от наказания, тем более что через несколько дней мне сообщили, что в Москве у меня действительно родился сын. Через месяц я улетел в Москву и вскоре привез жену и сына.

Но потом, совершенно неожиданно, на нас свалилась неприятность. Видимо, для знакомства в полк приехал новый командующий Бакинским округом ПВО. Незадолго до этого наша дивизия была расформирована, а ее полки вошли в состав Тбилисского корпуса ПВО. Командир корпуса стал наводить свои порядки, и это резко усложнило летную подготовку, а особенно снабжение полка. Теперь или из-за того, что жалобы летчиков дошли до округа, или еще по какой-то причине, но к нам пожаловал наш высший военный начальник. Он осмотрел штабы, побывал в городке: в солдатских казармах, в столовой. Затем побывал и на полетах. Увидев, что летчики и техники полка приезжают на аэродром на машинах, он внезапно спросил меня, на каком расстоянии аэродром находится от военного городка. Здесь я допустил ошибку, сказав, что по прямой это расстояние составляет примерно 4 километра. Последовал прямой вопрос: «Тогда почему вы возите людей на аэродром на машинах, а не заставляете идти пешком, как требует приказ министра обороны?». Действительно, месяца два назад был издан приказ, требовавший, чтобы личный состав добирался на аэродром пешком в случаях, если расстояние от казарм до аэродрома менее 5 км. Не знаю, кто подготовил такой приказ, ведь летчиков, которые с час или полтора в летном снаряжении будут добираться до аэродрома, да еще под дождем или в июльскую жару, будет просто опасно выпускать в полет! А тем более на воздушный бой или при минимуме погоды, когда от летчика требуется максимум внимания и собранности.

Все же я решил с техниками пройти напрямую от городка до аэродрома. Дороги здесь не было. Пришлось пробираться по тропинкам между участками жителей окраины города, перепрыгивать через канавы, продираться через заросли кустарников. Это «путешествие» длилось почти час, и я пришел к выводу, что такие переходы вызовут протесты и местного населения, и личного состава полка. Они могут привести к летным происшествиям, а кроме того, личный состав просто не уложится в очень жесткие нормы приведения полка в полную боевую готовность: ведь через час после объявления тревоги полк должен быть готов к взлету на отражение налета противника! Переход же по окружной дороге длиной 7 км занял бы добрых два часа.

Приняв все эти обстоятельства во внимание, я отдал приказание командиру батальона аэродромного технического обслуживания продолжать возить личный состав на машинах на аэродром. Командир батальона не стал возражать, но через некоторое время обратился с письмом к командиру корпуса с просьбой об отмене перевозки людей на аэродром, добавив еще несколько предложений, подрывающих боеспособность полка, на что получил согласие. Моему возмущению не было предела. Вызвав командира батальона к себе, я отчитал его за действия в обход меня и потребовал продолжать возить людей, а также отверг все его «предложения». Но командир батальона, конечно, сослался на одобрение его предложений командиром корпуса. Возмущенный его оправданием, я в горячке сказал ему, что пехота в авиации ничего не понимает.

Командир батальона промолчал, но хорошо запомнил мои слова и через несколько недель выступил на партийной конференции корпуса, сказав, что улучшению положения дел в его батальоне мешают неразумные требования командования авиационного полка, которое даже указания командира корпуса не выполняет и заявляет, что «пехота ничего в авиации не понимает». Командир корпуса ПВО, бывший пехотинец, посчитал это личным оскорблением и, не проведя никакого расследования, приказал представить материал на снятие меня с должности за «низкую боеспособность полка» и различные надуманные упущения. Материал о снятии был представлен главнокомандующему ПВО страны. Но на мое снятие требовалось согласие командующего авиацией ПВО, а маршал Савицкий такого согласия не дал, заявив, что полк является одим из лучших в авиации ПВО, летает без летных происшествий и получил на проверке хорошую оценку.

Вопрос о моем снятии на некоторое время заглох, но командир корпуса не успокоился, и через несколько месяцев вопрос возник вновь. Пришло распоряжение о переучивании полка на самолеты Су-9. В первую очередь переучивались управление полка и первая эскадрилья. Пришло приказание всем переучивающимся пройти медицинскую комиссию для допуска к полетам на сверхзвуковых самолетах, и приехавшая из корпуса медкомиссия допустила к переучиванию всех летчиков, кроме меня. В своем решении комиссия сослалась на неполное разгибание руки из-за повреждения локтя в годы Отечественной войны. И хотя рука не разгибалась всего градусов на 10—15 и я с этим дефектом локтя провоевал на реактивных самолетах вторую войну и сбил 15 самолетов[31], тем не менее комиссия (по-видимому, выполняя соответствующее указание) посчитала меня негодным к освоению новых сверхзвуковых самолетов.

Дальнейшее протекало строго установленным порядком. Командир корпуса представил просьбу о замене непригодного к полетам командира на другого. Командующий округом ПВО направил аналогичную просьбу в штаб ПВО страны. Там не возражали. Скоро пришел приказ о моем снятии и назначении командиром полка летчика из боевой подготовки авиации округа. Я сдал дела новому командиру полка, пожелал ему успеха и стал ждать дальнейшего решения своей судьбы.

Видимо, в округе не знали, что со мной делать. Мне предложили должность командира полка в одной из частей, летающих на старых типах самолетов – на МиГ-17. Но я, желая летать на сверхзвуковых самолетах, отказался и направил просьбу о переосвидетельствовании в Центральную летно-медицинскую комиссию. Через неделю меня вызвали на переосвидетельствование, и я уехал в Москву, где за две недели прошел все необходимые освидетельствования и был признан полностью годным к полетам на всех типах самолетов. Сдав это заключение в управление кадров, через день я получил вызов к направленцу. Тот, поговорив со мной, сказал, что через час меня примет маршал Савицкий. Маршал был в хорошем настроении, спросил, где я воевал во время Отечественной войны. Узнав, что я был в 176-м гвардейском полку и что под Берлином сражался в его корпусе, он прочитал мою характеристику, задумался, а затем спросил: