Юрий Гавриков - Че Гевара. Последний романтик революции Страница 66

Был ли Че романтиком? Безусловно. Но он был революционным романтиком. Вспомним слова Ленина: «...Мы всегда симпатизировали революционным романтикам, даже когда были не согласны с ними» (Прим. авт.: Хотелось бы надеяться, что все руководители КПСС, как и Микоян, следовали этому ленинскому завету, но, к сожалению, многие факты свидетельствуют об обратном.)

Мы много беседовали с Че, часто спорили с ним. Его отличали нетерпеливость, прямолинейность, вера в чудодейственную силу революционного действия, бескомпромиссность в борьбе. В известной степени все революционеры, особенно молодые, грешат этим...

— Хочется особо сказать о впечатлении, которое на меня произвели взаимоотношения между Фиделем Кастро и Че Геварой, — продолжал Микоян. — Мы много раз бывали вместе, иногда только втроем, не считая переводчика. Поэтому у меня была возможность оценить их какую-то особую дружбу, проникнутую абсолютным доверием и взаимопониманием. Характерами эти два кубинских революционера различаются заметно. Но темпераментный, горячий, увлекающийся Фидель и, казалось бы, хладнокровный, спокойный Че прекрасно ладили друг с другом, ценили друг друга, в том числе, быть может, как раз и за те качества, которые отличали их друг от друга...[318].

Поездки в СССР всякий раз оставляли у Гевары неизгладимые впечатления. В первый приезд (длившийся около месяца) он присутствовал на праздничном параде на Красной площади, выступил перед общественностью Москвы в Колонном зале Дома союзов, осмотрел музей-квартиру Ленина в Кремле, побывал на Мамаевом кургане в Волгограде. Особенно ему запомнились встречи с простыми тружениками. Вот что он сам говорил об этих встречах:

«Поражает глубокое знание всеми советскими гражданами без исключения всех насущных проблем человечества... Мы в этом убедились повсюду, поскольку на улицах, на фабриках, в колхозах, где мы были, нас сразу же узнавали... Мы буквально в течение пятнадцати дней купались в море дружбы. А для нас это огромный урок и большая поддержка, потому что, как только мы выезжаем за пределы нашей страны, мы сразу же погружаемся в океан враждебности»[319].

Че всегда охотно общался с советскими людьми любых профессий: писателями, учеными, общественными деятелями. Будучи заядлым шахматистом, он никогда не упускал возможности сыграть с ними в сеансе одновременной игры, когда те посещали Кубу. Очень теплые дружеские отношения связывали команданте с первым космонавтом Юрием Гагариным. Оба они были председателями соответствующих обществ дружбы между нашими странами. Кстати Гевара присутствовал в Москве во время создания общества «СССР — Куба». На этом торжестве он говорил:

«При создании общества нас по-настоящему взволновала сама атмосфера горячих чувств со стороны советских людей, то большое число лиц и организаций, которые пожелали стать членами общества, энтузиазм, с которым было встречено известие о его учреждении»[320].

(Прим. авт.: Когда Че выступал на этом собрании в Москве, он, естественно, не сказал, что в Гаване уже принято решение о его окончательном отъезде с Кубы. Это был секрет от всех, даже от семьи!)

Че Гевара при всей своей сверхзанятости всегда старался принять пожелавших побеседовать с ним представителей нашей страны. Так было с композитором Арамом Хачатуряном, писателем Борисом Полевым, книгу которого «Повесть о настоящем человеке» он горячо рекомендовал участникам экспедиции на «Гранме».

Вот каким запомнился облик Гевары Борису Полевому: «У него было удивительное лицо с крупными чертами, очень красивое. Мягкая, клочковатая, курчавая борода, обрамлявшая его, темные усы и, как у нас говорили на Руси, соболиные брови лишь подчеркивали белизну этого лица, которое, видимо, не брал загар. На первый взгляд это лицо казалось суровым, даже фанатичным. Но когда он улыбался, как-то сразу проглядывал истинный молодой возраст этого министра, и он становился совсем юношей. Военный комбинезон цвета хаки, свободные штаны, заправленные в шнурованные бутсы, и черный берет со звездочкой как бы дополняли его характеристику»[321].

Э. Гевара и до Кубы с уважением относился к Советскому Союзу. Даже еще молодым дипломником университета он проявил такое отношение в беседе с тогда еще левым венесуэльским политиком (будущим президентом Венесуэлы) Ромуло Бетанкуром. Эрнесто назвал его «предателем» за то, что тот высказался против поддержки СССР в случае третьей мировой войны.

Поэтому в своих чувствах к нашей стране, к ее народу Че никогда не был конъюнктурщиком, даже тогда, когда в советско-кубинских отношениях возникали какие-либо разногласия. После Карибского кризиса 1962 года Гевара отвечает корреспонденту на вопрос о его «нынешнем» отношении к Советскому Союзу:

«Во время этого кризиса у нас был разный подход с социалистическими странами, но правильный в конце концов победил. И что? Из-за этого мы должны забыть все остальное? Что важнее? Многолетняя искренняя помощь без всяких условий или разногласия по одному конкретному вопросу?!»[322].

Поэтому малоубедительно и даже непристойно (так как опубликовано после гибели Гевары) выглядит следующее утверждение венесуэльской газеты «Эль Мундо»:

«Москва располагала средствами давления на Кастро (три дня без нефти — и все!). Но она ничего не могла сделать, чтобы как-то повлиять на Че: он — это легенда, а легенде не нужна нефть, достаточно лишь автомата, который у него был»[323].

Искренность и человеческая честность Че Гевары были хорошо известны в различных политических кругах многих стран. Поэтому его восторженные слова о нашей стране и ее людях стоили дорогого.

Дипломатическая работа Э. Гевары не ограничивалась лишь социалистическим лагерем и странами «третьего мира». Ему доводилось заниматься многими проблемами отношений Кубы с развитыми капиталистическими странами. К чести руководителей многих из них, большинство не пошли на поводу у Соединенных Штатов и продолжали развивать взаимовыгодные экономические и культурные связи с Кубой. Причем такая позиция стоила порою серьезных санкций со стороны Вашингтона. (Прим. авт.: Например, на Кубе до революции практически весь автобусный парк состоял из английских автобусов фирмы «Лейлэнд». Постепенно парк изнашивался, запасные части кончились. Но когда кубинское правительство попыталось приобрести новые или хотя бы отдельные агрегаты этой фирмы, Вашингтон оказал сильное давление на правительство Великобритании, и сделка была сорвана. Правда, старые автобусы еще долго ходили по гаванским улицам за счет кубинских виртуозов-механиков, собиравших из 2—3 развалившихся машин один новый автобус.)