Генрих фон Лохаузен - Верхом за Россию Страница 66

Приложение: Письмо вождя

В 1855 году тогдашний президент США Франклин Пирс сделал индейцам племени Дувамиш предложение купить их землю и сменить ее на резервацию. Дувамиш были маленьким племенем, живущим вблизи от Сиэтла (федерация Вашингтон). Здесь ответ вождя:

«Вашингтонский Большой Вождь послал нам слово — он хочет купить нашу землю. Большой Вождь посылает нам слово дружбы и заверяет в своей доброй воле к нам. Это делает ему честь, ибо мы знаем, что он вряд ли нуждается в нашей дружбе.

Мы рассмотрим его предложение, зная, что белый человек может прийти с оружием и отнять землю, если мы не продадим ее. Но как можно купить или продать небо над нами или тепло земли?! Даже мысль о том чужда нам. Если свежесть воздуха и блеск воды не принадлежат нам, как можно их продать?

Каждая пядь этой земли свята народу моему. Каждая поблескивающая сосновая иголка, каждая песчинка на берегу, туман в смеркающемся лесу, каждая поляна и каждое жужжание насекомого свято в памяти народа и его переживаниях. Сок, текущий в деревьях, несет в себе память краснокожего человека.

Переносясь к звездам, усопшие белого человека забывают ту землю, на которой они впервые увидели свет дневной. Наши усопшие никогда не забудут этой удивительной земли, потому что она мать краснокожего. Мы являемся частью этой земли и она часть нас.

Благоухающие цветы — это сестры наши. Косуля, лошадь и могучий орел — это наши братья. Скальные хребты, зелень лугов, пони и человек — все принадлежат к одной семье. И когда ваш Большой Вождь посылает нам весть, что он желает купить нашу землю, он требует от нас воистину много. Большой.

Вождь говорит, что он найдет нам место, где мы сможем жить сами по себе, в покое и мире. Тогда он был бы нам отец, и мы — его дети.

Мы обсудим твое предложение купить нашу землю, но это нелегко, ибо эта земля свята для нас.

Сверкающая вода ручьев и рек — это не просто вода, это кровь наших предков. Если мы продадим эту землю, вы должны помнить, что она свята. Вы должны научить детей ваших тому, что она свята и тому, что каждая движущаяся тень в прозрачной воде озер свидетельствует о переживании жизни моего народа и его памяти.

Журчание воды — это голос моего отца. Течения рек — это братья наши, они утоляют жажду нашу и несут наши каноэ, кормят наших детей. Если мы продадим вам землю нашу, вы должны помнить и научить этому детей ваших, что реки — наши братья и ваши братья. И вы должны относиться к ним как к братьям своим.

Краснокожий должен был всегда отступать перед надвигающимся белым, как мгла исчезает с гор при утреннем восходе солнца. Но прах отцов наших свят. Их могилы — это святая земля, и также эти холмы, эти деревья, этот уголок земли являются священными для нас.

Мы знаем, что белый человек не может постичь наших путей. Для него одно место так же хорошо, как и другое, ибо он, как чужак, который приходит ночью, берет от земли то, что ему нужно. Земля для него не брат, а враг, и когда он побеждает ее, он продолжает свой путь. Могилы отцов он оставляет позади себя с легким сердцем. Он похищает землю у детей своих, но и это его не беспокоит. Могилы отцов его и наследственные права детей его — в забвении. Он поступает с Землей-Матерью и Братом-Небом своими, как с имуществом, которое можно купить, похитить и продать, как овец или стеклянные бусы. Его жадность поглощает все, остается только пустынная земля.

Но может быть, краснокожий дик и неразумен? Вид городов ваших причиняет боль краснокожему.

Нет тихого места в городах белого человека. Нет ни единого места, где можно было бы слышать, как раскрываются почки весной. Или слышать звук крыльев насекомого. Но, может быть, вся причина в том, что я дик и неразумен? Шум только оскорбляет слух. И что это за жизнь, если нельзя слышать одинокий крик козодоя или спор лягушек ночью вокруг лесного озера?

Индеец нуждается в мягком говоре ветра, тихо проносящегося над лесным озером, в запахе лесной хвои после дождя. Воздух дорог краснокожему, ибо все живое получает свою часть от него в каждом вдохе. Животные, деревья, люди — все дышат тем же воздухом. А белый человек как будто не замечает воздуха, который он вдыхает. Он не чувствителен к зловонию. Это как бы человек, уже многие дни находящийся при смерти. Но если мы продадим тебе землю, ты должен помнить, что воздух дорог нам, потому что он дает дух свой всей той жизни, которую поддерживает.

Ветер, который дал деду нашему первый вдох, принял и его последний выдох. А если мы продадим землю нашу, ты должен будешь хранить ее и относиться, как к святыне, сохраняя место, куда и белый человек может прийти вкусить ветра, которому цветы луговые отдали свое благоухание.

Если мы примем твое предложение, то я ставлю одно условие: белый человек должен относиться ко всему живому на этой территории как к братьям.

Я, конечно же, не разумею никакого иного обычая. Я видел тысячи бизонов, гниющих в прерии в следах белого человека, когда он стрелял в них из проносящегося поезда. Я, конечно, дик и не могу понять, почему дымящий железный конь важнее, чем бизон, которого мы убиваем только на пропитание.

Что есть человек без животных? Если исчезли бы все животные, то человек умер бы в великом одиночестве духа. Ибо, что бы ни случилось с животными, то же произойдет вскоре и с людьми. Все взаимосвязано.

Вы должны научить своих детей, что под их ногами прах предков наших, чтобы они чтили землю, которая пресытилась жизнью им подобных. Научите детей ваших тому, чему мы своих детей научили — тому, что земля является матерью нашей. И что бы ни случилось с землей, то же произойдет с детьми земли. Если человек плюнет на землю, он плюнет на себя.

Мы это понимаем. Земля не принадлежит человеку, но человек привязан к земле. Все живые существа едины, как кровь, которая соединяет род воедино. Все создания — единое целое. Что произойдет с землей, произойдет и с сынами земли. Не человек соткал нить жизни, он только нить в ней. Что он делает ткани, то он делает себе.

Но мы рассмотрим твое предложение переселиться в резервацию, которую ты приготовил для моего народа. Будем жить в стороне и в мире. Это не так уж важно, где проведем конец своих дней. Дети наши видели унизительное поражение отцов своих. Воины наши от позора после поражения впали в леность и осквернили себя сладкой пищей и крепкими напитками.

Это совсем неважно, где мы проведем конец своих дней. Их немного. Всего несколько зим еще, и уже ни одного дитя из тех больших племен, которые когда-то обитали на этой земле и которые теперь кочуют маленькими группами в лесах, не останется, чтобы скорбеть у могил народа, который когда-то был таким же сильным и полным надежд, как и твой народ теперь. Но есть ли причина мне скорбеть по поводу народа моего? Племена состоят из людей, а не из чего-то иного. Люди же приходят и уходят, как волны морские.