Иван Павлов - И.П.Павлов PRO ET CONTRA Страница 67

Является очень странным, что автор совершенно не считается со всеми этими возможностями и, действительно, не ставит себе вопроса, что же является основанием преодоления крысой механических препятствий, какие раздражения, какие знаки служат для соответствующих движений. Он ограничивается только опытами разрушения отдельных рецепторов врозь и в некоторых комбинациях, не уничтожающими навык, и кончает анализ факта навыка утверждением, что «важнейшими черта ми лабиринтного навыка являются генерализация направления от специфических поворотов лабиринта и развитие некоторой центральной организации, которой может поддерживаться чув ство общего направления, невзирая на большие вариации поло жения тела и на специфическое направление при беге». Поис тине, можно сказать, какаято бестелесная реакция!

Добавочными опытами автора относительно лабиринтной ре акции были разные разрезы, подрезывания и перерезки как полушарий, так и спинного мозга с целью исключения ассоциа ционных и проекционных трактов в полушариях и проводящих путей в спинном мозгу. Но надо сказать, что все это, как хорошо знают физиологи, только грубо приблизительные приемы, а никак не решительные, и тем более, чем сложнее конструкции. Это касается уже даже гораздо более грубой и простой пери ферической нервной системы. Физиологи хорошо знают, как трудно вполне изолировать органы от нервных связей с целым организмом, и часто только полное удаление органа из организ ма дает в этом отношении абсолютную уверенность. Физиологи достаточно знакомы с разными перекрестками, петлями и т.д. в периферической нервной системе. Припомним, например, случай с возвратной чувствительностью на спинномозговых ко решках и снабжение одного мускула волокнами из разных ко решков. Во сколько же раз этот, так сказать, механический им мунитет должен быть разнообразнее и тоньше в центральной нервной системе при грандиозности существующих в ней связей! Мне кажется, что до сих пор специально в физиологии нервной системы недостаточно оценен и даже не формулируется ясно и постоянно этот в высшей степени важный принцип. Ведь систе ма организма слагалась среди всех окружающих ее условий: термических, электрических, бактерийных и других, и между ними также механических условий, и должна была все их урав новесить, к ним приспособиться, возможно предупредить или ограничить разрушительное их на себя действие. В нервной си стеме и специально в сложнейшем ее центральном отделе, управ ляющем всем организмом, объединяющем все частные деятель ности организма, этот принцип механической самозащиты, принцип механического иммунитета должен был достигнуть вы сочайшего совершенства, что, действительно, в массе случаев и оказывается. Раз мы сейчас не можем претендовать на полное знание всех связей в центральной нервной системе, то все наши опыты с разрезами, перерезками и т.д. по существу являются во многих случаях только отрицательными, т.е. мы не достига ем поставленной цели разъединения потому, что прибор оказы вается сложнее, так сказать, самоурегулированнее, чем мы его себе представляем. А потому на основании таких опытов делать решительные и далеко идущие выводы является всегда риско ванным.

В связи с нашим первым вопросом я коснусь вопроса о срав нительной сложности навыков, который исследовал автор, кос нусь главным образом ради оценки методов, им употребляемых. Автор находит, что лабиринтный навык сложнее, чем навык различения разных интенсивностей освещения. Как же это до казывается? Фактически оказывается наоборот, что навык в самом сложном лабиринте завершается в 19 опытов, а второй навык в 135 опытов, т.е. лабиринтный, в семь раз легче. Если сравнение сделать с самым простым из трех лабиринтов, приме няемых автором, то разница в трудности достигнет почти трид цати раз. Несмотря на это, автор приходит к заключению о боль шей сложности лабиринтного навыка. Делается это при помощи разных объяснений: но, чтобы быть убедительным, он должен был бы как-нибудь точно количественно определить значение этих предполагаемых при объяснении факторов, так, чтобы они все вместе не только покрыли фактическую разницу, но превра тили бы результат в противоположный.

При таком положении дела я не решился бы сказать, что сложно и что просто. Разберем дело по существу. В движении животного по лабиринту и в ящике с разным освещением в рас чет идет только поворот вправо или влево, а, конечно, не весь акт локомоции. Для поворота в обоих случаях необходимы знаки, специальные раздражения. Они имеются и тут и там. Но даль ше уже разница. В лабиринте поворотов несколько, в ящике один. Следовательно, по этому признаку лабиринт труднее. Но есть еще разница. В лабиринте знаки для поворотов различаются почти исключительно по качеству; например, прикосновение при повороте в отверстиях перегородок происходит то правой, то левой стороной тела; работают при повороте мускулы то правой, то левой стороны. То же относится до зрительных и слуховых знаков. В ящике идет дело о количественной разнице. Эти раз личия должны както уравновешиваться. А затем, конечно, дол жна вмешиваться и жизненная практика крысы, т.е. большее или меньшее раннее знакомство с той или другой задачей, как справедливо указывает на это и автор. Но также нельзя не обратить внимания и на то, что в самом сложном лабиринте задача чрезвычайно облегчается определенным ритмом, регулярным чередованием поворотов то вправо, то влево. С другой стороны, в навыке с различением интенсивности освещения должно иметь серьезное значение то, что усвоение этого навыка происходит под влиянием двух импульсов: пищи и разрушительного раздраже ния (боли), тогда как в лабиринте навык определяет только пища. И это, конечно, усложняет обстановку обучения. А еще вопрос: два импульса способствуют или затрудняют образование навыка? Затем, мы уже указали выше, что образование систе мы эффектов — очень легкая и настойчивая вещь в нервной де ятельности. Таким образом, в обоих методах, лабиринте и ящи ке, в наличности — различные условия, и точное сравнение трудности задачи становится почти невозможным. Все это вме сте с неопределенностью знаков в лабиринте, как мы видели выше, делает всю методику автора в значительной степени про блематичной.

Что наш автор более наклонен к теоретизированию, к выводам, чем к изощрению в варьировании своих опытов (а это при биологических опытах — основное требование), можно видеть на следующих двух исследованиях его, относящихся к тому же предмету . В одной из этих работ он исследует зрительный на вык на данную интенсивность освещения. Разрушив у крысы затылочную треть полушарий, он находит, что образование зри тельного навыка не уменьшает даже быстроты по сравнению с нормальными животными. Если же тот же навык образован у нормальных животных и теперь удаляется затылочная часть полушарий, то навык исчезает и его приходится образовывать вновь. Отсюда делается довольно смелый и довольно труднопред ставляемый вывод, что процесс обучения вообще независим от места повреждения, между тем как мнемонический след, или энграмма, имеет определенную локализацию. А дело гораздо проще. В затылочной доле, как известно, находится специаль ный зрительный отдел, в который прежде всего и приходят раз дражения из глаза и где они вступают в функциональные связи как между собой для образования сложных зрительных раздра жений, так и непосредственно в условные связи с различными деятельностями организма. Но так как кроме затылочной доли зрительные волокна распространяются гораздо дальше, вероят но по всей массе полушарий, то вне специальной доли они слу жат для образования условных связей с различными деятельно стями организма лишь в виде более или менее элементарных зрительных раздражений. И если бы Лешли образовал навык не на интенсивность света, а на отдельный предмет, то навык ис чез бы после удаления затылочной доли и не образовался бы вновь, и, таким образом, не оказалось бы разницы между мес том образования навыка и местом мнемонического следа.