Михаил Колесников - Сухэ-Батор Страница 67

Это были силы революции, и ничто не могло противостоять им. Как могучий поток, они сметали все преграды на своем пути. По мере продвижения армия Сухэ-Батора обрастала все новыми и новыми отрядами добровольцев. Это было победное шествие окрепшей и закаленной в предыдущих боях Народной армии. Вел ее неустрашимый Сухэ-Батор.

Реввоенсовет 5-й Красной Армии обратился с воззванием-листовкой ко всему монгольскому народу:

«Красные войска Российской Социалистической Федеративной Республики вступили на территорию Монголии, но монгольский народ не должен опасаться за свою судьбу: не врагами, а друзьями-освободителями идут наши войска в пределы Внешней Монголии.

Красные войска несут войну не монгольскому народу, а убийце и грабителю барону Унгерну, восставшему против власти русских рабочих и крестьян.

Русский народ неоднократно заявлял всему миру, что желает жить со всеми в дружбе. Он надеялся, что монголы сами справятся с бароном Унгерном, и не трогал его, но в начале июня Унгерн бросился на нашу границу, где, встреченный нашими войсками под Кяхтой и Троицкосавском, был разбит, бросил свою артиллерию и обоз и скрылся опять в пределах Монголии.

Монголы! Ваши города и юрты, ваши монастыри и храмы, ваш скот и ваши пастбища будут для нас неприкосновенны. Мы не будем указывать вам, как жить: живите, как жили. На великом народном собрании всей страны вы сами установите свои порядки такими, какими хочет весь народ монгольский.

Все, что было награблено Унгерном и его бандитами, будет возвращено их прежним владельцам.

Наши красные войска будут действовать в полном согласии с Народно-революционным правительством Монголии, с Народно-революционной монгольской Красной Армией.

Революционный Военный совет 5-й армии».

Степное летнее солнце накалило землю добела. Поднималась пыль из-под копыт лошадей, горели звезды на фуражках, сверкали стремена. Тяжелый зной придавил травы. От звенящей жары и неумолчного стрекотания кузнечиков охватывала дрема. Пахло сухой полынью и конским потом. Вырывались вперед пулеметные тачанки, и перестук колес замирал в сонной дали.

Но нельзя было доверяться обманчивому степному спокойствию.

Отряд, который вел Сухэ-Батор, находился в авангарде экспедиционного корпуса. За ним шли три эскадрона 28-го кавалерийского полка.

Первая стычка с противником произошла на реке Иро в урочище Дзулдзага. Здесь белобандит Немчинов устроил первую засаду. В отряде Немчинова насчитывалось всего шестьсот человек, почти одну треть он бросил в Дзулдзага.

С первого дня похода у красноармейцев и цириков зудели руки: им не терпелось посчитаться с врагом. Как только завязалась перестрелка, они лихим налетом опрокинули белогвардейцев, смяли их, затоптали копытами коней. Схватка была ожесточенной. Воды Иро окрасились кровью. Белогвардейцы заметались в огненном кольце. Выскочила пара пулеметных тачанок. Гиканье, свист, храп коней… Шквальный косоприцельный огонь разил улепетывавших белобандитов. Но уйти никому не удалось. Монгольские конники настигали отстреливающихся солдат, уничтожали их.

2 июля завязался еще более ожесточенный бой. Узнав о разгроме своего передового отряда, Немчинов с остатками банды укрепился на высотах южнее реки Хара. Это были удобные позиции. Вся местность находилась под перекрестным огнем. Все переправы были пристреляны. На сопке Немчинов установил горное орудие.

По сути, это была вторая засада. Белогвардейцы хорошо замаскировались, решили не обнаруживать себя. Конную разведку красных они пропустили, не обстреляв ее. Но когда авангард Красной Армии и монгольских войск попытался форсировать Хару, белогвардейцы открыли огонь из всех видов оружия. С визгом плюхались в реку снаряды, поднимая высокие султаны воды. Бандиты били — прямой «наводкой. Пришлось повернуть обратно и залечь: идти напролом не имело смысла.

Тогда решено было бросить в обход эскадрон. Маневр удался. С налету красные конники захватили около пятидесяти белогвардейцев, два пулемета, свыше полсотни винтовок. Удар был неожиданным. Немчинов, бросив орудие с запасом снарядов, снялся с позиций и бежал на юг.

Путь на Ургу был открыт.

На Селенге к частям Народно-революционной армии примкнули восемьдесят монгольских солдат, бежавших из унгерновской части.

«Указ солнечно-светлого, десятитысячелетнего богдо Эцзенхана» Сухэ-Батор получил в Бургултае.

Прочитав указ, главком рассмеялся:

— Рукой «солнечно-светлого» водила рука белого барона. Богдо хочет заверить нас, что в Урге нет военных сил. Это ли не подлое лицемерие! Откуда же взялся Немчинов? Где находятся Жамбалон и баргут Лубсан? Он называет нас своими «дальними учениками». Скоро мы ему разъясним, что у революционеров есть один учитель — Ленин! И мы самые близкие ученики великого Ленина.

Богдо предлагает нам сложить оружие. Русские говорят в таких случаях: кукиш с маслом!

Посовещавшись, члены временного Народного правительства решили оставить указ богдо-гэгэна без ответа и продолжать наступление на столицу.

У самой Урги навстречу революционным войскам вышли из леса оборванные, худые люди с винтовками. Их хотели обстрелять, но Сухэ-Батор, приказав быть наготове, сам поскакал навстречу неизвестным.

— Кто такие?

Тучный монгол с налитыми кровью глазами хрипло произнес:

— Нам нужен сам Сухэ-Батор. Он мой знакомый. А это араты Эрдэниванского хошуна. Мы входили в отряд Баяр-гуна, а теперь решили покончить с белогвардейцами и перейти на сторону Сухэ-Батора.

— Галсан-Мэйрэн! — воскликнул Сухэ-Батор. — Худжирбулан…

Галсан-Мэйрэн протер глаза:

— Наш Сухэ! Да, Галсан-Мэйрэн. Галсан-мэргуу, Галсан-тупица, дурак, который хотел накормить цириков тухлым мясом. А потом накормил свежей бараниной из русского склада.

Он захохотал.

— А я даже сразу не признал. Веди нас, бакши, на Ургу. Прикажи изловить Жамбалона и Лубсана.

Но поймать бурята Жамбалона и баргута Лубсана не удалось. Еще 5 июля они, бросив «солнечно-светлого» на произвол судьбы, бежали на автомобилях на юго-восток, в Маньчжурию.

Во дворце поднялся переполох. Министры, высшие ламы, чиновники день и ночь совещались, как достойнее встретить Народную армию и Красную Армию.

Больше всех волновался да-лама Пунцук-Дорджи.

— Я революционер! — старался он перекричать всех. — Я оказал Сухэ-Батору самую большую услугу. Когда Сухэ собирался ехать в Россию за помощью, это я, я понес письмо «солнечно-светлому» и добился того, что богдохан поставил свою печать на письме. Мне принадлежит честь первому встречать Сухэ-Батора!