Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне Страница 69

Что касается Татьяны Иваненко, то Высоцкий продолжает «романить» с ней и фактически живет на два дома: то у себя, с Людмилой Абрамовой и сыновьями, то у любовницы. Вот как об этом вспоминает мать последней — Нина Павловна:

«Мне приятно было, что Володя приходил. Да и мой супруг его обожал. Правда, когда моя дочь с ним жила, он уже сильно выпивал. Бывало, напьется, утром встанет, со стоном скажет: „Нина Павловна, куриного бульончика сварите!“

Я бегу на рынок спозаранку за курицей, варю, он пьет бульон, а курицу выбрасывает на пол. Но не опохмелялся. Нет! Нужно было дальше работать…»

16 апреля «Таганка» уехала в Ленинград, чтобы там сдать спектакль «Послушайте!». Несмотря на то что он был посвящен личности поэта-трибуна Владимира Маяковского, на самом деле это была очередная попытка Юрия Любимова и таганковцев изобразить «фигу» по адресу «русской партии». Об этой истории стоит рассказать особо.

Как известно, Маяковский при жизни был плотно опутан еврейскими связями: помимо супругов Осипа Брика и Лили Брик-Каган, с которыми он периодически жил под одной крышей (кроме этого, у него была еще одна квартира, где он обитал в одиночестве), в его друзьях числились многие коллеги-евреи, а также сотрудники ГПУ еврейского происхождения, коих в этом ведомстве в 20-е–30-е годы было довольно много (среди последних были: Яков Агранов, Моисей Горб, Лев Эльберт и др.). Отметим, что и супруги Брик также были связаны с ГПУ, начав сотрудничать с ним еще в начале 20-х (чекистское удостоверение Лиле вручил в 1921 году все тот же Яков Агранов).

Когда весной 30-го поэт внезапно покончил с собой, Брики, пользуясь своими связями в верхах (в том числе и в ГПУ — НКВД), стали главными претендентами на обладание авторскими правами на его поэтическое наследие. Таким образом, Лиля Брик, которая не являлась официальной женой Маяковского, получила ровно половину авторских прав, в то время как прямые родственники покойного (его мать и две сестры) оставшуюся половину должны были разделить между собой на три части. Чуть позже те же Брики пробили в верхах и создание музея поэта именно в том доме, где они проживали с Маяковским (в Гендриковом переулке). Все это было более чем странно, учитывая, что одной из невольных виновниц самоубийства поэта была именно Лиля Брик, которая буквально до последних дней манипулировала им, бесцеремонно вмешиваясь как в его творческую, так и личную жизнь.

Заметим, что, когда в чистках конца 30-х один за другим стали погибать большинство коллег и друзей Бриков (в том числе и чекисты: Агранов, Горб и др.), Брики сумели избежать ареста, поскольку были прикрыты с двух сторон: со стороны Маяковского (как официальные хранители памяти о нем), а также своих заграничных связей. В итоге оба умрут в своих постелях: Осип в середине 40-х, Лиля — в конце 70-х.

Между тем с конца 50-х, когда в советской элите крайне обострилось противостояние либералов и державников, на авансцену этой борьбы вышла и Лиля Брик (ее бывший муж Осип Брик к тому времени скончался, и его место занял Василий Катанян), которая являлась эмиссаршей западноевропейского еврейства в СССР, причем завязана была на Францию: ее близким другом и заступником был член ЦК ФКП, видный общественный деятель и писатель Луи Арагон, женатый на ее родной сестре писательнице Эльзе Триоле. Отметим, что за Арагоном также тянулся длинный гэпэушный след.

Еще в 30-е годы он стал деятелем Коминтерна — организации, которая создавалась и контролировалась непосредственно ГПУ. Из-под пера Арагона даже появляется поэма об этом карающем органе, где он декламировал: «Воспеваю ГПУ, который возникнет во Франции, когда придет его время… Я прошу тебя, ГПУ, подготовить конец этого мира… Да здравствует ГПУ, истинный образ материалистического величия…» и т. д. За свою приверженность коммунистическим идеям Арагон в 1957 году был награжден Ленинской премии. Причем этой награды он был удостоен почти одновременно с другим французом — Эммануэлем д'Астье де ла Вижери, который хотя и не был коммунистом, но весьма активно им симпатизировал (одно время редактировал их газету «Либерасьон») и даже получил место депутата благодаря голосам коммунистов. Вместе с Арагоном он входил в Движение в защиту мира, которое являлось филиалом КГБ.

Вообще Франция еще со времен Российской империи считалась одной из самых интересующих русскую разведку европейских стран. В советские годы этот интерес только усилился, особенно после того, как в 1949 году Франция стала не только членом НАТО, но и разрешила расположить его штаб-квартиру именно в своей столице — Париже. С этого момента перед КГБ была поставлена новая задача: играя на противоречиях французов с другими европейскими странами (главным образом Англией, Италией и Германией), рано или поздно, но добиться выхода Франции из Североатлантического альянса. Для этого КГБ буквально наводнил эту страну своими агентами (как штатными, так и нештатными — агентами влияния), а также увеличил денежные вливания во Французскую компартию (коммунисты других западноевропейских стран получали от КПСС несколько меньшие денежные средства).

Первыми, кто забил тревогу по поводу засилья КГБ во Франции, были… американцы. Еще весной 1962 года их президент Джон Кеннеди направил личное послание президенту Франции генгералу де Голлю, где буквально возопил о том, что французские разведслужбы и даже правительство полны советских агентов. Именно поэтому, писал Кеннеди, я и выбрал для отправки личный канал, поскольку все иные не внушают доверия. Де Голль отнесся к этому посланию со всей серьезностью и направил в США своего человека — начальника 2-го бюро (разведка) Генерального штаба сил национальной обороны генерала де Ружмона. Тот, при посредстве ЦРУ, встретился с бывшим агентом КГБ Голицыным (один из самых крупных советских перебежчиков за всю историю «холодной войны»), который рассказал ему о том, какого размаха достигло проникновение КГБ во Францию.

Вернувшись на родину, де Ружмон поведал обо всем де Голлю. В итоге тот направил в США лучших специалистов УОТ (контразведка) и СРК (внешняя разведка и контразведка), чтобы те провели более детальные допросы Голицына. На основе этих бесед и было принято окончательное решение: начать крупномасштабную операцию против «кротов» КГБ во Франции. О размахе этой операции говорит хотя бы то, что за первую половину 60-х из Франции были высланы 9 советских дипломатов, уличенных в шпионаже (попутно были нанесены удары и по агентуре восточноевропейских разведок: чехословацкой, польской и гэдээровской, которые также имели во Франции большие интересы).