Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию! Страница 69

– Вот темень-то, – говорил дорогой Скобелев, постоянно спотыкаясь и раздражаясь этим. – Вы смотрите не заведите меня еще к туркам, а то они нас обоих на кол посадят!.. Особенно это они с удовольствием проделают со мной… Впрочем, вы за мою голову можете получить от Османа хорошие деньги – советую пользоваться случаем…

– А вы за мою можете получить тоже приличный куш, – перебил я, смеясь, генерала.

– Ну, что за вас дадут – два галагана…[196] Турки ведь обезьян не любят! Фу, чуть не упал! Смотрите, тут какой-то овраг…

Наконец мы добрались до лошадей, уселись на них и направились в деревню Брестовец, куда Скобелев перевел свою штаб-квартиру. Выстрелы стали раздаваться все реже и реже и наконец почти совершенно прекратились. Изредка только проносились над нашей позицией одиночные пульки, которые выпускали турецкие часовые как доказательство своего бодрствования.

На рассвете следующего дня турки снова открыли сильный огонь по нашим траншеям, которые уже довольно ясно обрисовывались на первом гребне и из которых солдаты свободно стреляли стоя на коленях. Лишь только поднялась трескотня, Скобелев вскочил с постели и нетерпеливо начал кричать: «Скорее лошадь мне, чего копаетесь!». Вся свита была возле него. Рысью спустились мы в Брестовецкий лог, оставили здесь коней и пешком направились на левый фланг позиции. Осмотрев траншеи, он поблагодарил капитана Бырдина за распорядительность и выразил надежду, что войска скоро окончат работу. – «Ну, желаю вам успеха, господа, до свидания!» Затем, спустившись к лошадям, мы направились рысью к позиции Углицкого полка, находившейся у деревни Брестовец, а отсюда – на Рыжую гору, к батареям. Везде генерал делал замечания, некоторых хвалил и выражал надежду, что войска будут держать себя с честью.

2 ноября Скобелев снова поехал осматривать траншеи, которые углубились уже настолько, что во рву можно было свободно ходить, прикрываясь от пуль насыпью. Этому много способствовал Куропаткин, который приказал доставить на позиции весь шанцевый инструмент, бывший в обозе, а также собранный у болгар.

– Еще немножко надо, господа, углубить траншеи, – говорил Скобелев офицерам, – так, чтобы одна шеренга помещалась на банкете, а другая свободно могла сидеть позади во рву, оставив между ними проход.

В одном месте траншея была несколько расширена.

– Господа, – обратился генерал к сопровождавшим его, кроме ординарцев, Куропаткину и генералу Гренквисту, бригадному командиру, – присядемте здесь и обдумаем некоторые вопросы: где нам удобнее разбить редут, который будет служить опорным и сборным пунктом для всех траншей; где удобнее расположить подходные пути (а то сообщение резервов с траншеями сильно обстреливается); где, наконец, устроить отхожие места для солдат, а то они выходят для этого из траншей и часто делаются жертвами нуль… Все эти вопросы надо обсудить обстоятельно.

– Да, вот еще что… Так как позиция неприятеля находится очень близко от нашей, а мы, т. е. начальство, находимся довольно далеко, что крайне неудобно в смысле командования, своевременности распоряжений, то я решил лучше перебраться со всем штабом сюда, в траншеи. Я надеюсь, господа, что с помощью вашей, – он обратился к нам, ординарцам, – и в особенности вас, Алексей Николаевич, мы устроим все и приведем в порядок, а потом можно будет переселиться обратно. Пока же, господа, забудьте о деревне. Нам сюда будут приносить обед и завтрак. Когда размеры траншей увеличим, притащим сюда музыкантов, и нам не будет скучно. Музыка подбодрит солдат, и они, наверное, будут высматривать веселее.

Затем общим советом было выбрано место для редута позади линии траншей. Редут этот должен был соединяться прикрытым путем как с траншеями, так равно и с Брестовецким логом, обеспечивая, таким образом, безопасное сообщение. Кроме этого, решено было устроить еще два прикрытых пути прямо от траншей до Брестовецкого лога, чтобы по ним люди могли свободно подносить на траншеи пищу, патроны и проч.

В этих ходах Скобелев приказал устроить отхожие места, которые через известное время зарывать. Словом, были обсуждены все кажущиеся на первый взгляд мелочи, которые, однако же, в военное время играют очень важную роль и сохраняют нередко не только здоровье, но и жизнь людей. Ко всему этому решено было приступить немедленно и постепенно окончить к 30 ноября. Мы все поселились вместе со Скобелевым в траншеи и ночевали здесь, кутаясь в бурки. Солдаты были видимо обрадованы, что Скобелев разделяет с ними невзгоды траншейной жизни. Левый прикрытый путь, соединявшей траншеи с Брестовецким логом, был готов уже на третий день, и по нему свободно, без всяких потерь, прошел хор Казанского пехотного полка.

– А, музыканты к нам пришли! – обрадовался Скобелев, сидя на земле в траншее. – Ну-ка, марш из «Жизни за царя»!

Это было как раз перед нашим обедом, около четырех часов. И вдруг грянула музыка нашего прекрасного оркестра, и звуки русского марша понеслись далеко над нашею и неприятельскою позицией. Турки, стрелявшие обыкновенно без перерыва, вдруг прекратили пальбу и, как бы очарованные, с удивлением прислушивались к незнакомым мотивам музыки «гяуров».

Затем оркестр прекрасно исполнил народный гимн «Боже, Царя храни», во время которого головы всех благоговейно обнажились. Через несколько минут в траншею принесли обед. Денщик Скобелева, Круковский, в противоположность своему барину большой трус, подавая суп, испуганно посматривал вверх, где то и дело свистали пульки. Он предусмотрительно наклонял быстро голову и выделывал такие ужасные гримасы, что мы все от души хохотали над забавным и трусливым поляком. Скобелев нередко, находясь в хорошем расположении духа, потешался над своим денщиком, дразнил его «обезьяной», «попугаем» и проч. Круковский сначала обыкновенно старался разыгрывать роль обиженного, но потом заражался общим веселым настроением и уходил с хохотом.

– Ты чего тут рожи строишь и нагибаешься! – обратился к нему Скобелев, когда Круковский чуть не пролил суп, усердствуя спрятаться от пуль. – Я вот прикажу твое высокообезьянство выставить на этот вал. Турки, наверное, разбегутся в ужасе, увидев такую рожу.

Круковский струхнул не на шутку. Он посмотрел искоса на генерала, потом на траншею, как бы соображая – шутит ли генерал или нет, а также о степени опасности, и еще более углубился в свое дело.

– Ты думаешь, что я шучу? Нисколько! На ночь ты останешься здесь и пойдешь на вылазку с охотниками. Слышишь?

Круковский еще более пугался, а мы хохотали над его смущением.

Обед с музыкой прошел очень оживленно, с шутками, остротами. Я в этот день был дежурный при Скобелеве и после обеда, по своей обязанности, ходил по всем траншеям проверить расположение и доложить генералу. Солдатики высматривали заметно бодрее, везде слышались разговоры, остроты. «Хорошо это янарал выдумал, что музыку сюда пригнали. Не так страшно и не скучно. Да и турок надо позабавить: они, видь, нехристи, небось от роду не слышали такой. Вот бы под музыку и энти редуты брать. Помирать бы веселее!..» Словом, настроение сразу изменилось к лучшему. Постройка нашего редута между тем быстро подвигалась вперед. На левом нашем фланге впереди траншеи и параллельно ей устроены были в некотором расстоянии одна от другой ямы, куда по ночам залезали наши секреты. Секретами этими заведовал молодчина унтер-офицер Владимирского полка Попов, обладатель трех Георгиевских крестов. Он-то и предложил соединить ночью эти ямы траншеей. Куропаткин согласился с его мыслью и предложил на обсуждение Скобелеву.