Василий Захарченко - Олег Антонов Страница 69

Из огромного количества подобных «отзывов» мы познакомимся с двумя — своеобразные носители этих мнений точно отметили то главное, что делает Олега Константиновича Человеком с большой буквы.

Знаменитый экономист, приехавший в свое время в нашу страну из-за рубежа, В. Терещенко, неоднократно выступал в нашей печати по кардинальным вопросам народного хозяйства чаще всего с крайними точками зрения.

Твердость духа в характере Антонова он считает основным, высказывая это в своем письме конструктору:

«Ваша новая брошюра по экономике навела меня лишний раз на размышления, естественные в моем возрасте: в чем же в конце концов источник бесконечной творческой энергии у людей, подобных Вам?

Конечно, рабочий стол, такой, как у Вас, и горный воздух в кабинете этому помогает. Но все же хочу верить, что первопричина — это „твердость духа“, с которой не может сравниться никакая прочность материалов, мысли о которой занимают, вероятно, немало места в Вашей работе.

В. Терещенко».

А другой выдающийся деятель, знаменитый хирург Николай Михайлович Амосов, считает главной чертой Антонова «позицию честного человека». И это тоже является высокой правдой в характеристике Генерального конструктора.

«Дорогой Олег Константинович!

Сердечно поздравляю Вас с семидесятилетием!

Пусть и дальше Ваша жизнь будет примером для подражания молодежи. Желаю Вам и дальше удерживать эту трудную позицию честного человека.

Николай Амосов».

ТОТ, КТО УХОДИТ ВПЕРЕД

Кто же является подлинным создателем нового самолета?..

Генеральный конструктор? Человек, вносящий главную, решающую идею в конструкцию нового летательного аппарата, чьи инициалы начертаны на борту воздушного корабля?..

Коллектив, без которого невозможно создать ни одной новой конструкции, когда каждый вносит свою лепту в общую копилку объединений мысли?

Но ведь и коллектив складывается вокруг руководителя, подобно оркестру, подчиненному движению дирижерской палочки (да простят меня за тривиальность сравнения). У каждого свой инструмент, тональность звучания которого при исполнении произведения зависит все-таки от дирижера.

Конструкторское бюро несравнимо сложнее любого оркестра. Здесь тысячи человек не только являются исполнителями, но и обязаны быть одновременно композиторами, импровизирующими на своем, решающем участке «оркестровой деятельности».

Чтобы ощутить характер этого бесконечно усложненного жизнью и взаимоотношениями «оркестрантов» творческого процесса, следует в первую очередь ознакомиться со структурой самого конструкторского бюро.

Заместитель главного конструктора ОКБ имени Антонова, доктор технических наук Николай Петрович Смирнов, много лет проработавший с Олегом Константиновичем, отвечая на мой вопрос — а было ли у коллектива конструкторского бюро свое незыблемое творческое кредо? — сказал с улыбкой:

— Конечно, было. И не одно… Ведь творческий коллектив при всем своем разнообразии — это достаточно монолитная организация, опирающаяся на определенные принципы. А принципы эти, объединяющие единомышленников, или насаждаются дальновидным руководителем сверху, или спонтанно возникают в коллективе, как результат сработанности группы людей, решающих общую задачу. Антонов умел собрать коллектив энтузиастов и постоянно поддерживал в среде своих соратников творческий дух одержимости и единения. Вот здесь-то и заключено это, то, что вы называете «кредо коллектива». Олег Константинович любил, например, говорить: «Тот, кто уходит вперед, оставляет открытой спину. Ее надо оберегать. Пусть вырвавшиеся вперед не боятся идти на риск и ошибки. Мы прикроем их».

И это осуществлялось на практике всем коллективом. Вот несколько примеров.

Для «Антея» впервые конструкторское бюро начало применять монолитные конструкции. Нововведению открыто сопротивлялись все отрасли. Доходило до того, что при каждом удобном случае делались попытки использовать даже запрещенные приемы дискредитации новых принципов конструирования. Например, авиационного министра вводили в цех, когда кран-балка перетаскивала пред начальственным взглядом огромные монолиты для «Антея», ранее в авиации не применявшиеся.

— Глядите, что делает Антонов! Это по меньшей мере нетехнологично… Разве возможно такое в самолетостроении?

В результате такой попытки компрометации нового следовало указание министра:

— Отправить на опытный завод профессора Вигдорчика — известного металлурга. Пусть посмотрит, что там творит Антонов. Производство высказывается против подобных новаций.

— Это совершенное, оригинально выбранное направление, — докладывал позже Вигдорчик министру. — Пример всему миру!

— Отравить эксперимент Антонова на авиационную выставку в Париж, — распорядился тогда министр Дементьев, — пусть посмотрят и оценят его зарубежные самолетостроители.

А ведь к тому времени уже было сделано предложение резать монолитные детали — например, крыло самолета, на куски, чтобы раздельно их обрабатывать, а затем снова соединять воедино.

И с таким предложением выступил и директор Ташкентского авиазавода Сивец, предложивший резать пополам 28-метровые панели крыла АН-124. На заводе в то время не было станков для обработки таких крупных деталей.

Что-то похожее происходило и с композиционными материалами, тоже впервые с успехом примененными в КБ Антонова.

— Мы выпускаем чертежи деталей из композиционных материалов, — рассказывал Н. П. Смирнов, — а нас заставляли менять композиты на металл. Спрашивается, почему?

А ведь ныне КБ имени Антонова ведущее учреждение в направлении использования композиционных материалов в авиации…

Независимость мышления Антонова при решении тех или иных вопросов неизменно вызывала раздражение начальства.

Борьба коллектива с некомпетентностью отдельных руководителей Министерства авиационной промышленности и Аэрофлота соответствовала ранее высказанному кредо об обязательной защите новаторских идей, ведущих вперед — и выше.

Живой пример тому история якобы с возможным обледенением самолета АН-24. Эта операция «разгрома» конструкции раздувалась сверху.

Аэрофлот собрал специальную конференцию на тему: АН-24 не защищен от обледенения — его придется снять со всех авиалиний.

«Три кита», или, как назвал их в сердцах Олег Константинович, «три скота», на которых держалось Министерство гражданской авиации — Бугаев, Жеребцов и Быков, — как могли поносили самолет в присутствии Генерального. Защищая конструкцию, Антонов настоял на проведении исследований совместно с Институтом гражданской авиации.