Арсений Замостьянов - Гений войны Суворов. «Наука побеждать» Страница 69

В составе пражского гарнизона воевал недавно сформированный полк еврейских гусар (легкоконный полк) под предводительством недавно произведённого в полковники Берека Йоселевича. Пять сотен гусар-иудеев в польской армии ревностных католиков, не чуждых антисемитизма, — это, конечно, явление экстравагантное, достойное специального упоминания. Колонна Буксгевдена атаковала еврейских гусар в штыки, возле укреплённого пражского зверинца. Дрался полк Йоселевича храбро, но не был готов к серьёзному сопротивлению штыковым атакам суворовцев. Едва ли не все полегли в пражской крепости, бегством спасся только сам полковник, которому ещё было суждено биться в рядах победителей при Аустерлице и пасть при Коцке, в бою с венгерскими гусарами, дав жизнь поговорке «Погиб, как Берек под Коцком». В отличие от Тадеуша Костюшко Берек Йоселевич встанет под знамёна Наполеона, борясь за права и свободы для своего рассеянного по Европе и миру народа.

Фукс много лет спустя расскажет: «Встретив однажды жида, Суворов остановился и сказал своим спутникам: «Вот и с еврейским пятисотным полком сражался я под Прагою и положил всех на месте, кроме осторожного их полковника Гиршко, который весьма благоразумно оставался в Варшаве и оттуда командовал. Жив ли он? — спросил Суворов, обратясь к жиду, но, не дождавшись ответа, поскакал, присовокупив: — Напрасный вопрос. Я знаю, что он животолюбив». В этом анекдоте — отголоски пражской схватки.

Вавржецкий приказал разрушить мост, но исполнить приказ командующего под огнём русских егерей поляки не сумели. Зато аналогичный приказ Суворова будет выполнен. Польский генерал был удивлён, что русская армия не продвигалась по мосту, не стремилась к Варшаве. Напротив, был выставлен заслон, закрывший переход через Вислу. Разрушение Варшавы не входило в планы Суворова. Он рассчитывал штурмом взять Прагу и уничтожить войско противника. Беззащитная Варшава сама должна была сдаться на милость победителя. А разрушение столицы, неизбежные новые жертвы среди обывателей, новые взаимные счёты поляков и русских — всего этого Суворов намеревался избежать.

В колонне суворовского любимца генерал-майора Исленьева, которая шла в среднем корпусе Потёмкина, сражался батальон егерей Лифляндского корпуса, четыре батальона гренадер Херсонского полка, а в резерве — батальон мушкетёров Смоленского полка, пять эскадронов спешенных Смоленских драгун и конный резерв, три эскадрона Переяславских конных егерей. В соседней колонне генерал-майора Буксгевдена шли на штурм третий батальон егерей Белорусского корпуса, четвёртый батальон егерей Лифляндского корпуса и два батальона Азовского мушкетёрского полка. В резерве Буксгевден располагал пятью эскадронами спешенных Смоленских драгун и тремя эскадронами конницы — Ольвиопольских гусар.

В наиболее многочисленном корпусе Ферзена, наступавшем левым крылом, шли колонны генерал-майора Тормасова, генерал-майора Рахманова и генерал-майора Денисова. В составе колонны Тормасова шли два батальона Курского полка, один батальон егерей Екатеринославского корпуса и один батальон егерей, «сформированный из рот». В резерве Тормасова пребывали по одному мушкетёрскому и гренадерскому батальону и три эскадрона Елисаветградских конных егерей.

Хотя Суворову удалось избежать больших потерь, многое говорит о том, что сражение вышло ожесточённым. Смерть ходила рядом с генералами, мужественно шедшими в атаку. Под Исленьевым убило лошадь, сам он едва избежал тяжёлого ранения. Ранен в плечо Исаев… Об этом писал Суворов Рибасу: «Храбрец Ласси ранен. Потеряли мы здесь вчетверо меньше, нежели под Измаилом. Всё кипит, и я в центре. Теперь около полуночи. У нас тут тысяча и одна ночь».

Подробные воспоминания о штурме Праги оставил всё тот же славный суворовский ветеран Сергей Иванович Мосолов. Он был одним из тех самых чудо-богатырей-начальников, которых Суворов в своём приказе призывал не отставать от солдат: «К штурму Праги я уже пошёл с своим одним баталионом 3-м, а 2-й остался со своим командиром Штарманом у прикрытия генерала Зубова, ибо у него нога была отстрелена ядром, а потом отпилена в деревне Поповке, в которой он раненый лежал. К Праге все корпусы собрались, куда приехал и граф Суворов. Взял все корпусы в свою команду: сперва обыкновенно по его манеру теоретически штурмовать. В лагере пили и ели довольно и пели песни, а потом подошли близко к Праге Варшавской. Я тут попался уже в команду генерал-майора Лассия, у коего в колонне и на штурме был. Накануне штурма, 23-го октября 1794 года, господин Дерфельден велел делать брешь-батарею, думаю, для того, чтоб поляков уверить, что мы ещё не скоро пойдём брать ретраншемент Прагской; но сия фос-батарея дала мне знать: тут с одним баталионом прикрывал оную, как строил оную артиллерии капитан Бегичев, а я был впереди на чистом месте, чтоб вылазка не случилась. Но вылазки я не боялся, а из четырёх батарей с переднего фасу из укрепления да во фланг из-за реки Вислы пять батарей все по мне стреляли ядрами, ибо мы делали брешь днём, — так жестоко, что я принуждён весь баталион рассыпать по лугу и велел егерям лечь, а сам один остался на коне, арабском жеребце, на котором и в Хелмском сражении был и на прочих потычках. Не стоял ни секунды на одном месте, разъезжал, чтоб не сделать цели, и притом подъезжал ближе, желая осмотреть, где у них есть ворота. И так, сколько полякам ни хотелось меня убить, но Бог сохранил меня, а я своих егерей таким порядком спас, с коими во главе колонны в следующую ночь и на штурме был 24 октября (17)94 года, и с ними овладел бастионом, на коем были больших 6 пушек. За мною и все уже взошли, тут ров был неглубок, почти все по штыкам влезли, то есть — штыки в вал затыкали и на них егери ногами становились, ибо вал был земляной. Только много в волчьих ямах наших попадало, как были в гласисе вырыты; даже до самого мосту поляков кололи, а как они в улицах в домы скрылись, то тут и егерям досталось потерять жизнь. Во всю штурму Праги убито и ранено было у меня не более 46 человек. Хвосту колонны больше досталось потерять от картечь, ибо они спали, как я привёл колонну к главному гласису. Я ж и колонновожатый был. С рампару часовой спрашивает по-польски: «Кто идзе?», а я отвечал: «Свои, мой коханый», также по-польски, и тотчас закричал на штыки и лезть велел на вал и бастион. Спасибо, егери боялись меня и любили: этим могу похвалиться. И так я последнее сражение с ними имел, а после штурма Праги господин Дерфельден велел мне по повелению графа Суворова собрать все отбитые у неприятеля пушки, коих я нашёл 110 разного колибра и почти все новые. С ними отправили меня в город Киев и ещё для прикрытия прислали конный полк бригадира Сабурова, Острогорский. Егерский баталион сдал я старшему по себе, на дороге, секунд-майору Мельникову, во всём сполна, в чём взял и квитанцию и к команде отрапортовал, а сам вступил в командование над баталионом 1-м Новгородского пехотного полку, и с сим баталионом, явившись к бригадиру Сабурову, я прикрывал 110 пушек и 1600 человек пленных, взятых в разные времена. Однако с дороги граф Суворов из них лучших, по просьбе польского короля, отпустил 500 человек, в том числе 1 генерал-майор Мейн, которого я взял во время штурма в плен, и довольно штаб, и обер-офицеров…» Мосолов, как и многие его соратники-суворовцы, умел брать на себя ответственность, умел терпеливо исполнять приказ. Как любил говорить Суворов, он воевал по-русски .