Александр Балунов - Король и Шут. Бесконечная история Страница 7

Итак, диспозиция. Играть в эту игру нужно в дружеской компании, вроде нашей. Требуется два-три или больше парней со своими девушками. Это принципиально важно. Нужны именно пары, поскольку игра направлена на то, чтобы парни перестали изображать то, чем они не являются, а девчонки перестали ждать этого от своих парней. Поэтому, хотя непосредственно в игре принимают участие только парни, наличие девчонок необходимо. Да, забыл добавить, играть нужно в людном общественном месте. Например, на эскалаторе в метро.

Начинается игра внезапно. Кто-то один (парень) наклоняется к уху другого и говорит что-то смешное, не очень приличное по отношению к себе (это принципиально!) и в стиле Хармса. Ну, например, «Я – влагалище!» Уже смешно, не правда ли?

Следующий должен сказать то же самое, но уже чуть громче. Дальше рассказывать, или сам догадаешься? Ты прав, дружище! Третий должен сказать еще громче, и так по кругу, пока очередь снова не дойдет до первого. И он должен будет сказать это уже довольно громко. И ты думаешь, это конец? Да?! Конь на! Все только начинается. Просто громкость продолжает увеличиваться. Если честно, то у нас ни разу не было ничьих или еще каких-либо неправильных результатов. Всегда кто-то проигрывал и проставлялся (это правило такое), но ни разу ни я, ни Горшок. Потому что компанию для этой игры нужно выбирать с умом.

Замечу тебе еще напоследок, что если я говорю тебе: «нужно играть», это не значит, что в такие игры тебе именно НУЖНО играть. Это значит, что мы в них играли. А что делать тебе, зависит от твоего воспитания и внутренней свободы.

6. Зимняя феерия

(Притяжение прекрасного с последующим его разоблачением, или Невиданная феерия на Ржевке)

И время остановилось…

Внимание! Все жизненные ситуации, описанные в этой главе, выполнены профессионалами, и не пытайтесь их повторить.

Дело было зимой. Не то чтобы зимой-зимой, с сугробами и вьюгой, а такой зимой, с солнцем и снегирями. То есть снег, конечно же, был, но как-то незаметно. Или, может, мы на него не обращали внимания в силу незамутненности сознания.

Сидели мы как-то с Горшком у меня дома и пили кислый чай. Делали мы это с утра, пока рабочий день в разгаре, и никто не может помешать двум эстетам насладиться вкусом вселенной. А насладились мы хорошо, до полной ясности. Ну, то есть достигли такого состояния, когда вопросов больше не оставалось. А нам они и не нужны были в тот момент. Поэтому мы решили подняться у меня в парадной на последний, девятый этаж и выйти на крышу. Да, летом, имея навык и кое-какое устройство, можно было выйти на крышу практически любого дома в нашем микрорайоне, и мы даже ходили туда загорать. Но в тот момент была зима. Поэтому дверь на крышу была не то замурована, не то чем-то завалена, не то мы сами не поняли, что не сезон. Одним словом, не пошли загорать.

Но это действие навело нас на мысль, что если мы переберемся в точно такое же место на девятом этаже, но в соседней парадной, то сможем навестить нашего друга Шурика Васильева. Который, напомню тебе, играл когда-то у нас в группе «Король и Шут».

Переместились. Зашли. Шурик попенял нам на наш стеклянный до прозрачности вид и предложил покурить, дабы хотя бы немного приблизиться к его реальности. Мы и покурили. Хорошо так покурили. И, естественно, разговор зашел об искусстве. Или об астралах, точно не помню, но, судя по дальнейшим событиям, все же об искусстве. Точно я сказать не могу, поскольку поглядел в окно и немного отвлекся. На улице было совершенно белое изображение. Белый снег лежал на черно-серых домах, на серо-черной земле. Черно-серые люди шли по своим серо-черным тропинкам. И ни одного цветного пятна. Хотя, повторюсь, возможно, все дело было в восприятии. Но солнце! Какое же было солнце. Нет, день не был ярким и солнечным, скорее он был облачным. Но солнце было. Где-то там, за облаками, пусть его и не было видно, но само его наличие, пусть даже это был просто небольшой намек, но где-то там, за облаками, солнце было. И это дарило надежду. Надежду, что когда-нибудь мы, то есть все люди, сможем еще раз увидеть отблеск того волшебного и прекрасного, что уже видели когда-то, хоть и не помним когда.

И вот, решив поделиться этим наблюдением с друзьями, я повернулся к ним, чтобы ненавязчиво и незаметно влиться в дискуссию.

– Куда ушли те времена, брат? – сказал Вася (а именно так мы называли Шурика Васильева в компании), видимо, в продолжение какой-то своей мысли.

– Чтобы что-то началось, сначала должно что-то закончиться, – ответил Горшок.

«Надо быть более социальным, не отделяться от коллектива и участвовать в общественной жизни», – подумал я. И чтобы не переспрашивать, о чем речь, и даже как-то повысить планку дискуссии, сказал:

– Вот мы сидим тут, обсуждаем всякое. Культура, музыка, ее влияние. А между тем живем мы в одном из самых прекрасных городов. Тут куда ни плюнь – музей, куда ни глянь – Малый зал консерватории им. Глинки (я как раз там был недавно). А мы? Мы сидим в этих новостройках и ничего не видим! Вот родился бы ты, Вася, не в Питере, а в Саранске, небось не вылезал бы из музеев.

– Мы в Эрмитаже жили почти два года, – как бы даже в оправдание своего существования сказал Горшок. (Об этом ты можешь прочитать в моей первой книжке, так что не буду повторяться.)

– Да. И что? Мы ходили на выставки и вернисажи?

– Кстати, иногда, – вспомнил Горшок.

– Мало! – на этом моя отсутствующая мысль закончилась.

– А давайте не будем откладывать на потом и прямо сейчас поедем в Эрмитаж. У нас утро, рабочий день, так что народу будет немного, – сказал Шурик Васильев как самый деятельный среди нас.

– Ну, так это заморочка, – чуть ли не хором сказали мы с Горшком, поскольку были реалистами.

– Если мы не пойдем сейчас, то не пойдем никогда и так и будем всю жизнь «собираться»! – отрезал Вася, поскольку на тот момент являлся большим реалистом, чем мы с Горшком вместе взятые.

Короче, после коротких и недолгих споров мы решили покурить как следует и ехать.

(Помнишь анекдот советских времен? Стоят два еврея, разговаривают. Подходит третий и говорит: «Не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо!»)

Так и мы. Решили ехать в Эрмитаж. Благо, как я писал тебе уже в предыдущей книге, прямо от нашего дома ходил троллейбус номер 22 до Дворцовой, где он (Эрмитаж, не троллейбус) и находился.

Не без приключений мы оделись и вышли на улицу. И даже погрузились, пропустив два или три, в троллейбус. Скажу тебе прямо, очень нелегко ходить, когда голова твоя чиста, пуста и мыслей нет. А, например, ногами ты управлять не можешь. То есть можешь, но надо отдать приказ в голове, он должен дойти по спине до ног, и уже где-то там, внизу, в ногах что-то происходит. Причем ты можешь наблюдать и сам процесс рождения этого сигнала, и его путешествие по столбу спинного мозга. И все это происходит так неспешно и забавно, что в голове у тебя успевают пробежать тысячи мыслей, и ты успеваешь и с друзьями перекинуться парой слов, и чуть ли не заскучать. И когда потом, спустя какое-то время, до ног доходит приказ идти или совершить поворот, то ты начинаешь искренне восхищаться своим организмом! Ты уже забыл о том, какой приказ мозг отдал ногам, а он еще помнит. Это удивительно. Но не будем углубляться в это, а то мало ли что.

Горшок на стадионе «Петровский», рок-фестиваль «Наполним небо добротой». Санкт-Петербург, 23 июня 1996 года. Фото Е. Ковалевой

Погрузив наши тела в салон троллейбуса, мы долго (все эти «долго» довольно условны, поскольку именно на этом троллейбусе мы проехали хоть и длинную, но одну остановку) стояли, но потом решили присесть. Присели, расслабились и только тут обратили внимание, что все это время с нами разговаривает какой-то мужик. Точнее, с кем-то из нас. Еще помню, холодно так было, а я уже присел так удобно, и вообще не до этого. Тут за окно не успеваешь смотреть, столько интересного, а они с кем-то еще беседуют. Вот странные люди!

Но тут Горшок перестал меня трясти (видимо, до этого тряс) и довольно чувствительно толкнул, привлекая мое внимание. Подняв голову, я понял. Никто ни с кем не беседовал. Мужик был контролером и чего-то хотел, а Вася и Горшок, может, и хотели что-то сказать, но не могли, поэтому и старались привлечь мое внимание, чтобы я решил ситуацию и удалил этот раздражитель. Подняв на мужика глаза, я не стал слушать его смешные слова про билеты и прочую несусветную чушь. Я решил решить ситуацию проще и посмотрел на него расфокусированным взглядом, остановив внутренний диалог.

Чтобы тебя не запутать, поясню. Расфокусированный взгляд – это когда его ни на чем не фокусируешь. Ну, вот ты, когда глаза открываешь, то всегда смотришь на что-то конкретное и определенное. Ближе, дальше, но какая-то цель у твоего взгляда есть. А если ты попробуешь этого не делать, то увидишь совсем другие вещи. Кстати, таким взглядом нужно рассматривать 3D-картинки, знаешь, такие, где какая-то хрень нарисована, а если присмотреться специальным образом, расфокусировав зрение, то – бац! – и видишь объемное изображение. И если научишься смотреть на картинки, то попробуй делать так в жизни. Приколешься. У нас, России, такие картинки, правда, появились значительно позже, так что приходилось учиться сразу вживую.