Андрес Иньеста - Я это заслужил Страница 7

«Ему нужны были не обследования, – продолжает Пруна. – Он нуждался в гармонии, в равновесии. И постепенно он их обрел. Медленно, понемногу он смог стать человеком, которым является сейчас. И нет, я не имею в виду футболиста. Я говорю о человеке, о личности».

Спустя многие месяцы безмолвной борьбы и страданий, месяцы, на протяжении которых люди со стороны мнили, что он, должно быть, счастливейший человек на земле, Иньеста смог найти это равновесие, обрести гармонию. Без поддержки таких людей, как Пепе, Имма и Бругера, он мог потеряться навсегда.

II. Фуэнтеальбилья

Мы увидели его на просмотре и спустя пять минут сказали: «Хватит, убирайте этого малыша с поля, мы увидели достаточно».

Ему было едва ли лет восемь: этому тощему маленькому пареньку, белому и тонкому, как хлопковая нить. Некоторые говорили, что у него всегда было это лицо идеального, невинного ребенка. Другие подмечали тысячи разных его масок: умение адаптироваться к окружению и каждому моменту матча, всегдашнее его следование за мячом и игрой, но также и умение вести ее самому через контроль; он был везде и всюду, в каждом углу поля. В тот день полем была жесткая гравийная площадка, а матчем – просмотр в клубе. Там вместе с ним просмотр проходили сотни детей, там решались их судьбы, а он играл так, словно до сих пор был на своем поле: бетонной площадке около школы в Фуэнтеальбилье, где его всегда можно было отыскать.

Изо дня в день он приходил туда. Оставался там до тех пор, пока не стемнеет, а приходил, как только светало. «Я часами играл там, особенно после школы, – говорит Иньеста. – Как жаль, что тогда не было прожекторов. Когда темнело, мне приходилось идти домой. Иногда приходили мама или бабушка, искавшие меня. Если бы там были прожекторы, как сейчас, я бы никогда не уходил с поля».

Тогда он не знал, что там, рядом со школой – меньше, чем в сотне метров от бара «Лухан», которым заправляла его мама Мари, пока отец Хосе Антонио собирал из каменщиков с округи свои бригады, – пишется история. Никто из них не знал. Ни семья, ни друзья, игравшие с ним в тех матчах; они до сих пор с ним дружат.

Абелардо по прозвищу El Sastre (Портной) до сих пор видит перед глазами картину: крохотная фигурка идет в сторону его дома. «Я был старше его на четыре года. Андресу было шесть, мне десять, но он был в три, а то и четыре раза круче меня, – говорит он. – Мои отношения с Андресом крутились вокруг футбола. Футбола, футбола и еще раз футбола. Ничего больше в наших жизнях не было. Он каждый день приходил к моему дому с мячом под мышкой. Единственным, который у нас был. Он больше напоминал комок непонятного нечто, чем мяч, но для наших игр годился.

Он приходил и просил меня играть. А если он не приходил и не звал меня, я направлялся в бар «Лухан», чтобы отыскать его там. Оттуда мы направлялись на игровую площадку около школы, по пути пиная мяч. Там мы играли так долго, как только могли, пока кто-нибудь не приходил, чтобы забрать нас оттуда. Обычно это была его бабушка. Она приходила, чтобы утащить его с поля. Но так как я был старше, я шел домой сам. Никакого другого «поля» в Фуэнтеальбилье тогда не было».

Футбольное поле, превращенное в баскетбольную площадку, можно было найти на школьном дворе по ориентиру, которым служило дерево в одном из его углов. «Я не знаю почему, но это дерево я помню всегда; оно всегда у меня в памяти, – добавляет Абелардо. – Родители рассказывали мне, что раньше там были пруд и дерево. А потом уже построили игровую площадку. Хулиан [еще один друг детства], Андрес и я проводили там все свое время, целыми днями играя в мяч. Мы тренировали пенальти, отрабатывали навесы и «черпачки», тренировались по полной программе».

Все есть мяч, и мяч есть все. «Как бы я хотел снова отыскать этот мяч, – говорит он. – Жесткий, резиновый, верхнее покрытие стерлось, цвета поблекли и исчезли».

«Я даже не уверен, что он был белым, – признается Хулиан. – Я не помню уже. Но до сих пор вижу перед глазами Андреса, пинающего мяч по дороге. Даже сейчас всякий раз, когда я его вижу, этот образ всплывает в памяти. Он был как Оливер Атом из мультика «Оливер и Бенджи». Мяч никогда его не покидал, а он не расставался с ним».

Для Хулиана по прозвищу Пето одна и та же сцена повторялась каждый раз после школы. «Он приходил к дверям моего дома с сэндвичем в одной руке и мячом в другой…

«Пойдем попрактикуем удары».

«Хорошо, Андрес», – отвечал я».

Потом они отправлялись на поиски Абелардо и втроем формировали первый трезубец в футбольной карьере Андреса Иньесты. Хулиан жил прямо за баром «Лухан». И до сих пор живет.

Он вспоминает: «Мы изобретали разные игры, соревнования штрафных ударов, турниры по пенальти… мы долгие часы проводили на этой игровой площадке. Когда нам нужен был голкипер, мы просили кого-нибудь из пацанов помладше сыграть с нами. Вокруг обязательно кто-нибудь крутился. Андрес, конечно, был одним из самых маленьких, но он не считался за «мелкого». Он всегда играл в нашей команде. Он был слишком хорош, чтобы играть с пацанами своего возраста. Ему становилось скучно. Другие мальчишки его возраста могли только стоять на воротах да в «стенке» во время турниров по штрафным ударам. Но не Андрес, Андрес был другим.

Иногда мы с мячом проводили вечера в городе, – продолжает Хулиан. – Проблемы начинались, когда мяч перелетал через чей-нибудь забор или падал кому-нибудь во двор».

Тогда кому-нибудь из них приходилось лезть доставать его. И соседей это зрелище не очень-то впечатляло. Абелардо или Хулиан отправлялись за мячом, пока Андрес ждал. Он был самым маленьким, в конце концов. «Видели бы вы лица соседей… но в конце концов они всегда возвращали нам мяч, даже если пребывали в ярости. «Вот ваш проклятый мяч, забирайте».

Проклятый? Благословенный. Особенно для Андреса.

«Это правда, – признает Хулиан. – Мяч почти всегда был его. Он всегда приходил с ним под мышкой… а в конечном итоге ему даже удалось превратить нас в наполовину неплохих футболистов. И в половину не таких замечательных, как он, но не бездарных. Он мог выйти против лучшего, самого большого и умелого пацана в городе и оставить его лежащим на земле».

Даже когда солнце садилось и опускались сумерки, ребята находили себе поляну для игры. «В баре «Лухан» было служебное помещение, и последнюю игру мы всегда устраивали там, – говорит Абелардо. – Родители ужинали в баре, пока мы в задней его части играли в мяч, роль которого играли слепленные степлером комки бумаги. Один из нас сидел на полу, стоя «в воротах», а другие двое пытались прокинуть мяч мимо него. Соревнования выходили упорными; нас прошибал пот».

По выходным Хулиан, Абелардо и Андрес «подписывали» в свою команду еще одного игрока: Ману, который был кузеном Андреса. Именно он известил мир о том факте, что на улицах никому не известного городка в Ла Манче, чье название большинство людей даже не захочет запомнить, творится что-то невероятное.

«Андреса уже порекомендовал нам его кузен, Ману де Мануэль, игравший тогда за «Альбасете», – вспоминает Виктор Эрнандес, один из первых тренеров Иньесты в «Альбасете», клубе, откуда он начал свой путь к профессиональной карьере.

История начинается с Педро Камачо, брата бывшего главного тренера сборной Испании Хосе Антонио Камачо, легендарного игрока «Реала», ставшего одной из икон клуба. Педро был тренером Дани в «Атлетико Ибаньес». Дани – это Хосе Антонио Иньеста, отец Андреса и по собственному признанию «болельщик «Атлетика» в то время». Его прозвали Дани в честь Дани Руиса Басана, форварда «Атлетика Бильбао», игравшего в 70-е и 80-е. «Он [Хосе Антонио] не был так хорош, как его сын, но играть умел – он был центральным полузащитником и звездой в дивизионах Преференте[1] и Терсера[2]», – говорит его бывший тренер Педро.

Хосе Антонио надеялся, что его сын сможет преуспеть там, где не удалось ему. Но для начала он не мог даже устроить ему просмотр. Хосе Антонио прочитал объявление в местной газете, оповещавшее о том, что в «Альбасете» в скором времени должны состояться просмотры молодых футболистов. Но когда он приехал на них с сыном, их «завернули». «Он слишком мал у вас», – сказали они. И он действительно был мал. Ему было всего семь лет от роду. Слишком юн и слишком мал.

Так что отец обратился к Педро и попросил открыть его сыну дверь хоть куда-нибудь. Дверь, которую тот открыл, открывала путь к полю Федерации; только это было не поле, по крайней мере, не полноразмерное. Вместо футбольного поля там была гравийная площадка для матчей семь на семь без раздевалок. Так что игрокам приходилось переодеваться в раздевалках, примыкавших к другому полю, располагавшемуся неподалеку.

Итак, Педро поддался уговорам. Хосе Антонио был доволен, как и Ману. «Ты не пожалеешь, он потрясающе хорош, – повторял Ману снова и снова. Он не ошибался: – Я все твердил им, что до тех пор, пока они не увидят его игру своими глазами, они не поймут, насколько он хорош».