Борис Носик - Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа Страница 7

В 1921 году, когда эта божественная москвичка приехала в эмиграцию, ей поздно было начинать парижскую карьеру. И все же она еще танцевала – чаще на бесплатных благотворительных концертах. На жизнь она зарабатывала уроками: открыла свою балетную школу. Их было уже несколько в Париже. Не только французы, но и бедные русские посылали в них своих девочек: балерина – это была русская профессия (Дягилев успел убедить в этом Францию и весь мир). Нелегкая, конечно, профессия: открытая миру воздушность, скрытые от мира кровавые мозоли.

Чем можно заняться в Петербурге, если тебе девятнадцать, если ты князь, если род твой идет по прямой линии от Рюрика, брат твоего дедушки был наместником Кавказа, а сам ты только что окончил Петербургский морской кадетский корпус, принят в Гвардейский морской экипаж, и блистательная северная столица лежит у твоих ног?

Ну, конечно же, написать пьесу! Написать комедию из светской жизни, чтоб публика в зале рукоплескала и смеялась до упаду, актрисы обмирали при твоем появлении, рецензенты восхищались и бранились…

Именно так и поступил юный князь Барятинский, и дальше – пошло-поехало…

Он писал статьи и рассказы о театре, печатался в самых больших газетах, сотрудничал в «Новом времени», издавал одно время собственную газету. Потом он женился на актрисе Лидии Яворской и открыл свой собственный театр, где поставлено было большинство его сатирических, а также исторических пьес.

Князь уехал на Запад еще в начале Первой мировой войны и оказался в эмиграции, где ему пришлось нелегко. Но он работал, много писал, много печатался (хотя тогда, как и нынче, в эмигрантских газетах платили гроши).

С 1928 по 1934 год в одних только парижских «Последних новостях» опубликовано было больше ста его рассказов и очерков, а ведь он написал еще и мемуарную книгу, печатался также в «Русской мысли», в «Иллюстрированной России», в «Мире и искусстве», в «Днях».

И при этом у него оставались силы и время на развлечения, на участие в юмористических спектаклях, на общественную работу.

В общем, этот блистательный аристократ не унывал в скудном Париже 1930 года, не ныл, не отчаивался и даже не склочничал… Именно эти редчайшие таланты отмечены были после его смерти в некрологе, опубликованном в первом номере американского «Нового журнала»: «Он никогда не жаловался, был всегда со всеми ровен и любезен, разговаривал о своих делах и занятиях почти неизменно в веселом тоне: ну что ж, пожил иначе, теперь живу так, не все ли равно?.. Люди, его знавшие, ценили и талантливую натуру, и неизменное безупречное джентльменство этого старого барина».

Участник французского Сопротивления, награжденный Военным крестом и медалью Сопротивления, граф Александр Беннигсен закончил минувшую войну в чине капитана. Он родился в Петербурге, был увезен из Новороссийска в шестилетием возрасте отцом, графом Адамом Павловичем Беннигсеном, и матерью, графиней Феофанией Владимировной Беннигсен (урожд. Хвольсон), жил в Турции, потом в Эстонии и, наконец, во Франции. Был он историк, профессор, специалист по русско-тюркской истории и истории ислама, преподавал в Школе высших штудий в Париже, читал лекции в Чикагском университете, незадолго до смерти издал в Париже на русском языке книгу о мусульманах в СССР.

Отец проф. Беннигсена, граф Адам Павлович Беннигсен, жил в западном пригороде Парижа и принимал деятельное участие в добрых делах Аньерского прихода. В 1932 году граф был казначеем прихода и, как многие, подвергал себя «самообложению».

А.А. Бенуа, архитектор, художник, родственник прославленного художника и искусствоведа Александра Бенуа, был автором проекта церкви Успения на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, о чем высокопреосвященнейший митрополит Евлогий сообщал так: «Самое дело построения храма… было поручено художнику-архитектору Альберту А. Бенуа, который построил храм-памятник на могилах русских воинов на кладбище в Saint-Hilaire-le-Grand (близ Мурмелона). Архитектор Бенуа – замечательный человек не только как художник, но и как нравственная личность: скромный до застенчивости, бескорыстный, самоотверженный труженик, он совершенно безвозмездно отдает св. Церкви свой огромный труд. Храм в S-te Genevieve он спроектировал в новгородском стиле XV и начала XVI века. Это было и очень красиво, и идейно связывало нас с Матерью Родиной – св. Русью.

…Роспись храма взял на себя тоже художник-архитектор А.А. Бенуа. Он начал свою работу в марте 1939 года и безвозмездно трудился над этим делом вместе со своей женою».

Супруги Бенуа похоронены в крипте храма Успения.

Валериан Николаевич Бибиков был сыном кавалерийского генерала Николая Валериановича Бибикова. Сам он тоже был до революции офицером конной гвардии, а женат был на графине Софье Михайловне Толстой. Перечитывая интереснейший дневник, который на протяжении всей войны вела в Берлине княжна Мария (Мисси) Васильчикова (он издан и в России), я наткнулся на запись 1943 года: «Воскресенье, 10 октября. Большую часть дня ожидала звонка дяди Валериана Бибикова – пожилого родственника из Парижа, который в начале русской кампании пошел добровольцем в немецкий флот в качестве переводчика. Думал ли он тогда, во что ввязывается! Сейчас он едет к себе в Париж в отпуск. Я собиралась дать ему письма: одно для Джорджи, другое от Филиппа де Вандевра. Филипп настаивал, чтобы я прочла его письмо, а я вначале отказывалась. Но когда он ушел, я прочла. Какой ужас! Оказалось, что это подробный отчет, направляемый архиепископу Муленскому участником Сопротивления – священником, работающим в немецком концлагере. Я пережила ужасные муки совести: с одной стороны, нельзя подводить Филиппа, а с другой – понятно, чем это может кончиться для бедного Валериана…»

Комментарий к приведенной выше дневниковой записи был позднее дан братом княжны Васильчиковой Георгием (Джорджи): «Письмо благополучно достигло Джорджи, и тот переправил его адресату. Автор письма, аббат Жирардэ, погиб».

Послевоенной судьбе своего дяди Валериана Бибикова посвятила целую страницу другая его племянница-мемуаристка, Татьяна де Меттерних, в своей книге «Татьяна. Дама с пятью паспортами»: «Валериан Бибиков работал шофером туристического автобуса, и он нам рассказывал, как неприятно чувствовать, что тридцать пар глаз с недоверием сверлят твою спину. Летом он водил по Европе лимузин с туристами, и эта работа была ему больше по душе. Последними его клиентами в то лето была пара богатых нуворишей из Южной Америки. Доставив их в их отель в Австрии, он пошел повидаться с находившимся там испанским королем Альфонсом XIII, который был почетным командиром того самого гвардейского полка, в котором служил Бибиков. Случалось, что дядины клиенты тоже изъявляли желание принять участие в подобных встречах и даже обижались, что их не приглашают пойти. «Понимаешь, но они не из тех людей, с которыми интересно было бы встретиться», – говорил мне Валериан с чувством вины, потому что эти богачи были к нему добры и он вовсе не хотел их обидеть.

Он был лысый, на его выразительном лице легко было прочитать все его чувства и мысли. Его юмор и его острое чувство человечности не могли не оценить даже его товарищи-шоферы из коммунистического профсоюза СЖТ. Он пускался с ними в бурные политические споры, нисколько не думая о последствиях, которые могли быть для него неприятными. Но обычно все кончалось снисходительным и вполне дружелюбным возгласом: “Ох, уж этот старина Биби”…»

Думал ли полковник Генерального штаба H.H. Бобриков, чьи родственники гордо красуются на пышном полотне Репина «Торжественное заседание Государственного совета», думал ли он, что ему придется подписывать контракт с домом моды «Ланвен», да еще и не за себя, а за свою 17-летнюю дочь Катерину, чьим крестным отцом был сам государь император? Но делать было нечего, жить было в Париже не на что – подписал… Об этом эпизоде его жизни 70 лет спустя не без юмора рассказала историку моды Александру Васильеву дочь H. Н. Бобрикова Екатерина Бобрикова, знаменитая парижская манекенщица 20–30-х годов: «Я пошла искать работу через моего дядю Алексея Николаевича Фролова, бывшего в России губернатором. Его гувернер-француз стал в Париже директором магазина. Я пришла к нему, и он мне сказал: «Девочка моя, я знал Вашу маму в России» – и посоветовал пойти в maison de couture. В то время самыми лучшими домами моды считались «Ланвен» и «Вионне». Дом «Вионне» мне очень понравился. Мужем хозяйки был русский эмигрант Нечволодов, сын генерала… Но я пошла тогда в «Ланвен»… Когда я пришла в «Ланвен», то думала, что получу место приказчицы за 400 франков в месяц. Но одна из работниц спросила меня: «Почему бы Вам не попробовать стать манекеном?». Мне было тогда 17 лет, и я не знала, что это такое… В «Ланвен» мне сказали, что надо надеть платья в примерочной кабине и показать их на себе. А когда мне сказали, что зарплата у «манекенов» до 2000 франков в месяц, то я сразу решила примерить платье. Какая-то старушка, которая и была мадам Ланвен, посмотрела на меня и сказала: «Я Вас ангажирую с четверга».