Алекс Бертран Громов - Нарком Берия. Злодей развития Страница 7

Но помимо необходимой бумажной волокиты и встреч с наиболее важными агентами, а также исполнения представительских функций Берии приходилось и исправлять чужие ошибки, безжалостно карая недовольных.

В Закавказье после установления советской власти еще долгое время было неспокойно – вспыхивали локальные восстания, и к тому же многие местные революционеры, идейные и карьеристы, не получившие желаемого, проявляли скрытое недовольство, и сотрудникам Берии приходилось вести за ними наблюдение, а порой – и принимать жесткие меры.

В марте 1929 года в Аджарии в Хулинском уезде вспыхнуло восстание. Оно началось из-за того, что местные власти решили закрыть медресе и заставить всех местных мусульманок снять чадру – как пережиток прежних буржуазных суеверий. Берия, по его собственным словам, был против такого категорического вмешательства в жизнь суеверных крестьян. Да и сами восставшие, не имевшие никакой поддержки извне (особенно – мусульманской Турции), могли рассчитывать лишь на то, что руководители советской Аджарии, испугавшись массового выступления народа, пойдут на попятный и отменят свое непопулярное (а вернее – оскорбительное) решение. Не случайно самыми распространенными среди мятежных крестьян лозунгами были: «За чадру», «Против закрытия медресе», «За религию». Кроме того, в Закавказье началась борьба с кулаками, а под это определение мог попасть любой зажиточный крестьянин (и даже – середняк), и поэтому восставшие требовали «сменить уездных работников», «дать лес крестьянам» и «отменить госстрахование».

Несмотря на то, никакие политические лозунги восставшими не выдвигались, мятеж был признан антисоветским и политическим, попавшим под юрисдикцию ГПУ. Поэтому с самых первых дней Берия приехал на место событий, чтобы принять надлежащие меры по скорейшей ликвидации восстания.

Основным документом, в котором подробно изложен как ход восстания, так и меры по его разгрому, является докладная записка Л. П. Берии, представленная 6 апреля 1929 года своему непосредственному начальнику, руководителю Закавказского ГПУ Станиславу Францевичу Реденсу (являвшемуся к тому же свояком Сталина): «Согласно решения совещания ЦК КП(б)Г выехал в Батум, куда я прибыл 9 марта в 4 часа. Из беседы с находящимися здесь товарищами – зам. пред. АдГПУ т. Меркуловым и зав. Агитпропом обкома т. Асатиани, замещающего секретаря обкома т. Панухова, ввиду отсутствия последнего, выясняется следующая предварительная картина того, что происходило и происходит в Хулинском уезде Аджаристана… Нелепую попытку вооруженного выступления нужно считать ликвидированной. Чрезвычайно важно сейчас глубже взглянуть на происшедшие события и попытаться дать анализ причин их возникновения и роста…

Во время нашего пребывания в пораженных районах мы постоянно вели разъяснительную кампанию, стремясь избежать ненужного кровопролития, стараясь успокоить население, вернуть бежавших в горы и леса крестьян обратно в села и выяснить путем допросов захваченных в плен повстанцев и бесед как с их «делегациями», так и другими товарищами подоплеку всего происшедшего, выяснить, какие причины заставили крестьян взяться за оружие.

Нами установлено с ясностью, не допускающей возражений, что причины «Хулинского инцидента» в ряде мероприятий партийных и советских органов Аджаристана, которые оказались оторванными от крестьянской массы и не сумели достаточно верно оценить как настроения отдельных прослоек, так и ряд объективных условий быта и жизни аджарского крестьянина.

В ряду этих причин основная заключается в нажиме, под которым проводилась кампания по снятию чадры. Выяснено, что в ряде случаев вместо создания благоприятной обстановки для добровольного снятия чадры уездные органы власти применяли метод угроз, арестов и насилий.

С кампанией по снятию чадры совпали по времени: закрытие медресе и мектебе[13], перевыборы Советов и «активизация» женщин в связи с приближением дня 8 марта.

Такая «нагрузка» оказалась не под силу аджарскому крестьянину. В результате всего этого блок кулацких и антисоветских элементов с муллами и ходжами сумел на религиозно-бытовой почве подчинить своему влиянию основные массы крестьянства – бедняков и середняков – и таким образом создать единый фронт против мероприятий Советской власти…

Коммунисты и комсомольцы иногда держали себя вызывающе. По показаниям крестьян, многие из партийцев не здоровались с населением при встречах, запрещали называть себя «товарищами» («Какой я тебе товарищ»), смеялись над религией и т. д.

В результате в январе месяце мы имели в том же Хулинском уезде выступление женщин, которые в числе до 200 человек избили учителя. Репрессии, проведенные после этого случая (арест 22 человек), заставили крестьянство смириться и «добровольно» снимать чадру. Всеаджарский съезд женщин-аджарок, постановивший снять чадру, внешне прошел блестяще. Однако в период пребывания женщин на съезде в Батуме был допущен ряд бестактностей. Делегаток водили на оперетту и в балет. Зрелище обнаженных по ходу оперетты женщин на сцене в глазах мужей аджарцев превращалось в символ разврата, который царит в Батуме и от которого аджарскую женщину спасет чадра – честь. Снять чадру – значит обесчестить женщину. Некоторые аджарцы уводили своих жен из театра во время действия.

Чрезвычайно характерно, что из всех уездов Аджаристана именно в Хулинском уезде мы имеем наибольшее количество случаев снятия чадры (3500), а из всех теми[14] Хуло этим особенно выделяется Чванское.

Не подлежит никакому сомнению, что эти высокие цифры получены в результате административного нажима, ибо иначе это явление, ввиду особой некультурности Хуло, необъяснимо.

Поэтому, когда к 8 марта стали в Хулинском уезде проводить выборы женщин-гостей на Всеаджарский съезд Советов, крестьянство решительно воспротивилось… По директиве секретаря укома тов. Каландадзе в семье Концелидзе за неявку на собрание были арестованы 5 мужчин (показания самого Концелидзе). Темские власти вызывали к себе ненависть населения.

В Схалатинском теми были случаи, когда заставляли аджарцев приводить на собрание своих больных жен на спине…

Ошибки в налоговой политике (переобложение), имевшие место в прошлом году и ныне исправленные, по показаниям крестьян, приучили их критически относиться к мероприятиям власти.

Нередки были случаи снижения налога с 200 рублей до 50 и т. д. Крестьяне заявляли: «Если бы мы сами не принимали мер к снижению, нам так бы и пришлось платить по 200 рублей». Отсюда вывод: крестьянство само должно защищать свои интересы.

Большое недовольство вызвало к себе госстрахование. Не столько само по себе, сколько система усиленного взимания очередных взносов и систематическое запаздывание в выдачах премий за павший скот.

Поэтому в Чванах выборы женщин происходили в уже созданной указанными моментами напряженной обстановке. Поведение партийцев, приехавших 7/III для проведения выборов, отнюдь не способствовало разряжению сгущенной атмосферы. Они, по многочисленным показаниям, заявили, что если мужья не приведут женщин на собрание, будут применены репрессии, что правительство намерено силою снимать чадру, и т. д. 50 крестьян окружили приехавших товарищей, стали их избивать.

Активное участие в этом принимали группа Абдула Такидзе, влиятельного кулака села Дуз-Чвана, вместе с бандитами Изетом Чигадидзе и Одабаш-оглы… Сторонники этой группы немедленно после избиения разошлись по селам Чванского теми поднимать население и призывая его к вооруженной борьбе за «веру и обычай».

Часть крестьянства шла более или менее охотно, будучи распропагандирована раньше, другая часть шла потому, что «все соседи выступили».

Общее состояние района, хотя и представлялось гораздо более удручающим, чем во время январского выступления женщин, однако могло бы разрешиться миром, если бы этому не помешал бы ряд новых обстоятельств… В руки вооруженных крестьян попали несколько членов правительства, ряд ответственных работников и некоторые представители местной власти, один вид которых разжигал скрытую ненависть поднявшихся крестьян.

Члены правительства с товарищами были окружены в доме Абдуллы Такадзе, с группой сторонников науськивавшего толпу на них, а с другой стороны обещавшего спасти пленников… Нужно откровенно признать, что поведение захваченных членов правительства, в частности, председателя СНК тов. Мамеда Гогоберидзе, внедряло в сознание повстанцев мысль, что правительство слабо, что стоит только сильнее нажать на него, и все требования крестьян будут выполнены, и что, в сущности говоря, повстанцы правы в своих претензиях. М. Гогоберидзе выступил перед повстанцами с заявлением, что он сам против снятия чадры и закрытия медресе, что он по этому вопросу выступал в Батуме, но что его не послушали, и т. д. Недопустимое для члена правительства и коммуниста поведение».