Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 Страница 7

К сожалению, также не было обращено должного внимания на борьбу с революционной пропагандой, что дало впоследствии печальные результаты.

Из приведенного короткого перечня наиболее важных реформ видно, что морское ведомство вполне целесообразно и производительно использовало время с 1905 по 1914 год. Единственным упущением было запоздание с постройкой подводных лодок, которых к началу войны было в готовности только шесть, да и те устарелого типа. В постройке в 1914 году было в Балтийском море 12 подводных лодок, а в Черном море – 6, но механизмы для большей их части были заказаны в Германии, как в единственной стране, умеющей в то время строить дизель-моторы.

Когда война началась, механизмы были конфискованы германским правительством, и наше морское ведомство было поставлено в затруднительное положение, из которого оно, впрочем, вышло довольно благополучно, разоружив канонерские лодки Амурской речной флотилии,[27] которые имели дизель, подходивший и для наших подводных лодок.

Все вышеприведенные реформы проходили в морском ведомстве не без трений. Большинство старых адмиралов, стоявших у власти, критически относились к начинаниям Морского Генерального штаба, и офицеры последнего даже получили презрительное название младотурок, но молодежь вся была на стороне Генерального штаба, и это течение было так сильно, что старикам пришлось смириться, чему много способствовало личное влияние командующего морскими силами адмирала фон Эссена,[28] который совершенно определенно стал на сторону Генерального штаба.

Критический период флот переживал в 1909 году во время министерства адмирала Воеводского,[29] большую часть своей службы проплававшего на яхтах и не понимавшего новых требований, предъявляемых к боевому флоту.

По счастью, уже в 1910 году морским министром был назначен адмирал Григорович,[30] человек с ясным умом, несокрушимой энергией и незаурядным административным талантом. При нем работа закипела как в центральных учреждениях ведомства, так и в портах и на заводах. Адмирал пользовался также большим авторитетом в думских кругах, благодаря чему морские кредиты проходили легко и без трений.

После объявления войны

С объявлением войны стало известно, что великий князь Николай Николаевич[31] будет Верховным главнокомандующим. Государь хотел сам принять на себя командование, но министры его отговорили.

На другой день после объявления войны я как обыкновенно явился к министру с очередными телеграммами, и совершенно неожиданно он меня поздравил с производством в контр-адмиралы и с назначением начальником Морского управления при Верховном главнокомандующем.

В тот же день [я] явился к генералу Янушкевичу[32] как начальнику штаба Верховного главнокомандующего. Меня принял очень любезный красивый генерал. Разговор был очень короткий. Мне было сказано, что Верховный главнокомандующий познакомится со своим штабом по прибытии в Ставку, место которой является пока секретом, и затем было рекомендовано по всем делам обращаться непосредственно к нему. Следующий мой визит был к генерал-квартирмейстеру генералу Данилову, так называемому Данилову-черному,[33] в отличие от Данилова-рыжего,[34] который занимал должность начальника канцелярии Военного министерства. С генералом Даниловым я уже был знаком по совместной работе в генеральных штабах. Он сидел у себя в кабинете мрачный как туча и дал мне лишь короткие указания относительно будущих наших взаимоотношений. На мой вопрос о его надеждах на успех он мрачно покачал головой и сказал следующее:

– Мы далеко не готовы; дай Бог, чтобы первый удар был не по нам.

Дежурного генерала я не застал и оставил ему свою карточку, а потом вернулся в свой штаб, чтобы подготовить сдачу дел своему заместителю, командиру линейного корабля «Петропавловск» капитану 1-го ранга Пилкину.[35]

С переходом на военное положении нужно было также урегулировать работу штаба применительно к обстановке. Объявленное в самый день начала военных действий «положение о полевом управлении войск» давало только самые общие указания о работе морских управлений в масштабе фронтов и Ставки Верховного главнокомандующего. Эта работа в главных чертах сводилась к составлению приказов, директив для командующих флотами и к ежедневному составлению сводок о ходе военных действий на море. За Морским генеральным штабом оставались целиком деятельность по наблюдению за снабжением флота всем необходимым, собирание сведений о противнике, составление новых положений и инструкций и прочая повседневная работа. На заседании под председательством адмирала Русина было решено, что Генеральный штаб возьмет на себя общее руководство реквизициями коммерческих судов по военно-судовой повинности и морскую гидроавиацию, которая находилась в самом зачаточном состоянии, но должна была развиться в важный орган службы связи и морской разведки. Кроме того, было решено образовать в штабе осведомительное бюро, в котором должны были концентрироваться сведения из Министерства иностранных дел, сухопутного Генерального штаба, Ставки Верховного главнокомандующего, штабов флотов, морских агентов и тайной агентуры. После цензуры сведения должны были сообщаться заинтересованным лицам и учреждениям, а что возможно, то и в печать.

День 4 августа принес нам большое облегчение. Выяснилось окончательно, что Англия наша союзница и Италия остается нейтральной. Помимо огромного значения присоединения к Державам Согласия нового мощного союзника, в частности для Балтийского моря, решение Англии знаменовало связанность германского флота. С этого момента мы могли рассчитывать, что против нас могут быть двинуты только старые линейные корабли, так как дредноуты Германия должна была беречь против главного врага на море. Французский морской агент капитан 2-го ранга Гало, каждый день приходивший в штаб за новостями и отличавшийся настоящим галльским темпераментом и постоянно меняющимся настроением, явился в этот день с победоносным видом. Я его спросил, что французы потребуют от Германии. «Да ничего, кроме Эльзаса и Лотарингии, – ответил он, – разве еще маленькую контрибуцию». А какую? «Да раз в пять больше, чем они взяли у нас в семидесятом году». Аппетиты начали уже разгораться.

На следующий день было историческое заседание Государственной думы. Мне пришлось ехать туда на автомобиле с генералом Янушкевичем, и мы разговаривали о войне. Он был очень оптимистично настроен и говорил, что мы потребуем себе после заключения мира Галицию и Восточную Пруссию, чтобы выровнять наши границы. Такой оптимизм сильно меня поразил после мрачного пессимизма генерала Данилова и привел в большое смущение.