Бухта половины Луны - Евгений Иванов Страница 7

Вша, парша, глаукома? Забракованных метили мелом прямо на одежде. Дальше тест на определение элементарных умственных способностей – сложить из деревянных кусочков кораблик. Некоторым не под силу – ещё тошнит от недельной болтанки. Кишки наружу. Одежда ещё пахнет блевотой. Одиноких женщин – домой! Проституток в Бруклине и так, как грязи.

Далёкий мост Джованни да Верразано на границе с океаном в дымке.

Паром на Статен-Айленд повесил глубокий низкий сигнал над бухтой.

Этот город однажды не дождался «Титаника».

Вместо него печальная «Карпатия» привезла уцелевших постояльцев фешенебельного плавучего отеля. А поначалу после потери связи успокоительные обещания: «Да вы что! Корабль – непотопляем! Просто повреждена рация. Сохраняйте спокойствие. Шлюпок достаточно! „Паризьэн“ и „Вирджиниэн“ навестят их на всякий случай через сутки хода. Готовьте барбекю и танцы на балконе. Не о чём беспокоиться!». Только вот перестраховочная ставка на грузы «Титаника» вдруг лезет вверх до шестидесяти процентов. Радио. Телеграф. Ленты агентств: «Беда! „Олимпик“ подтверждает полное затопление! „Медведи“ успевают на понижение перед тем, как Франклин скажет речь. Финансовой паники не ожидается!».

Говорят, у впередсмотрящего матроса Флита просто не было бинокля – второй помощник забыл ключи от сейфа. А навстречу не просто айсберг – «черныш». Перевёртыш! Верхняя часть, покрытая мутью, не отражает свет. Безлунная ночь. Марка стали корпуса слишком хрупка для такой холодной воды. Чайки над тёмными водами. Венки цветов. Слёзы близких. Чья-то невеста… «Она утонула!».

Из Бруклина вид на Манхэттен. Чайки на набережной крикливо восседают на уходящих под воду, изъеденных солью деревянных тумбах. Шелест тихих всплесков. Бакланы горланят на парапетах. Соль даже в воздухе. Из кафе рядом донеслась музыка. Я двинулся к дверям.

У лотка с хот-догами напротив кафе припарковался полицейский кэб с сине-красной люстрой мигалки.

– Охренеть! – раздалось вдруг со второго этажа над кафе, и мужик в заляпанной майке-алкоголичке высунулся из окна, уперевшись ладонями в подоконник.

Жидкие патлы слипшимися стеблями свесились с полупустого черепа.

– Наконец-то, блять! Сколько вас можно ждать! – заорал он копам. – У меня вода уже в гостиной!

Из кафе на улицу выскочил чёрный непомерно долговязый бармен и тревожно посмотрел вверх:

– Тони, какого хрена! Он что, опять уснул в ванной?

Тони набрал в грудь воздуха:

– Вы там сосиски жрать будете или спасать чёртов дом?

Он задрал голову на третий этаж облезлого строения и снова истошно завопил:

– Ксавьеро, твою мать! Выключи сейчас же воду в ванной, или я поднимусь и прожарю твои яйца на гриле! Санта-Мария, пропал дом! Где вы, суки, бродите, пока я тут погибаю?! – он простёр руки в сторону легавых.

– Заткнись, Тони! – закончил расплачиваться за сосиски первый коп.

Второй коп не спеша выдавил на колбаску горчицу из тюбика:

– Сейчас всё проверим, не дрейфь!

Он откусил смачный кусок и принялся жевать.

– Главное, чтобы это не оказалось твоим очередным «страшным видением», – добавил первый коп. – Ты хорошо спал сегодня? Сколько вчера вылакал, Тони?

– Идите все в жопу! – тряхнув головой, Тони убрался, хлопнув сверху вниз со всей дури облезлый подоконник рамой окна.

Я прислонил велик к размалёванной витрине и зашёл в заведение.

Сквозь мутные окна на широкую деревянную стойку падал, расщепляясь, препарированный свет. Пять пустых столов вдоль стен с пёстрыми картинками. Старый музыкальный автомат в углу. Кубинская кухня.

Пожилой бородатый кубинец за стойкой обернулся в мою сторону и поприветствовал, подняв вверх маленькую бутылку:

– Пивка, приятель? Я угощаю! Тут и потрепаться-то не с кем.

Я отказался:

– Сок есть?

Бармен за стойкой кивнул и налил стакан. Я присел за столик у окна.

– Хорош бухать, Рауль. Ещё и двенадцати нет.

– Иди к чёрту, Рэй. С тобой тут загнёшься от скуки! – кубинец хлебнул и уставился в телевизор. – Оставь этот канал, милая, – попросил он официантку. – Это же Куба, детка. Что там про карнавал? Или хочешь, посмотрим новости про пришельцев?

На экране сексапильные брюнетки торчали попами под сальсу с широкоплечими небритыми мачо в остроносых туфлях. Пальмы трясли ветвями. Маракасы трещали лихо.

Раздался скрип лестницы, и вниз в зал скатился юноша с горячим взором и мокрой головой. Придерживая штаны, он навалился на стойку:

– Что за шум, Рэй? Откуда копы? – отдышавшись, выпалил он, бешено вращая глазами.

Бармен протёр стойку полотенцем и посмотрел на него:

– Послушай, Ксавьеро… Ты просто задолбал! Тони там уже пошёл ко дну, наверное. Всю округу переполошил. Если ещё раз забудешь выключить воду…

Ксавьеро опередил:

– Слушай, этот пердила постоянно долбит меня своей ебанутой музыкой. Тра-ла-ла! Я скоро совсем свихнусь здесь. Моя жизнь нелегка, грёбаный насос! Конечно, тут устанешь. Даже если и заснул на пару секунд. Хули – сразу звонить копам?

Бармен пожал плечами:

– В следующий раз сам позвоню, – он кинул в рот маслину и вытер руки. – Тебе надо бросить курить эту дрянь, сынок. Найди, наконец, нормальную работу! У тебя долгов уже…

– Какого чёрта, Рэй! – Ксавьеро тут же примирительно достал из кармана купюру. – У меня есть проклятая работа! Сделаешь омлетик?

Рэй вынул мятую купюру из протянутой руки и резюмировал:

– Чёртов доллар? Значит так, приятель. Ты должен уже пять двадцаток, – он записал на стене карандашом и бросил его болтаться на верёвке.

Я пригубил сок и открыл карту района.

– Я знаю… Знаю, Рэй! – Ксавьеро натянул блестящую улыбку. – Жизнь – не пикник, гондоны-помидоры, верно? Выжди пару дней, бога ради. Скоро всё будет! – он зацепил упаковку салфеток со стойки и бухнулся за соседний столик.

Я продолжал изучать карту, бросив на него взгляд. Глаза пересеклись. Контакта было не избежать.

– Жалкие паяцы, – пояснил он вполголоса. – Вечно сосут из меня двадцатки. А их, сука, не напасёшься, – погоревал он.

Он взял солонку, салфетки и пересел ко мне:

– Не возражаешь? Знаешь, у меня ведь скоро будут деньги! Мы тогда всем им покажем. Вот увидишь!

Он помолчал, поглядев в телевизор. Брюнетки, качая бёдрами, зажигали на карнавале так, что захотелось туда к ним.

– Деньги? – переспросил я, хлебнув сока.

– Много денег, старичок! – он понизил голос, нагнувшись слегка над столом. – Комитет по Правам Спасения Мира даёт мне субсидию! Всё уже на мази, все договорённости! Мы скоро наделаем немного шуму. Куба либре!

Он оглянулся снова на телек. Официантка переключила на новости. На экране показался слайд с изображением созвездия Тельца. Бегущей строкой замелькали котировки на биржах.

– В прошлом месяце они уже присылали немного, было дело, – поделился он интимно. – Я передал эти деньги сразу боевым боливийцам… Боливийцы перевезли их лесом на границу одним серьёзным колумбийцам, – продолжал он заговорчески. – Но колумбийцы, суки, почти всё потеряли или спиздили… Остальное забрали долбаные сандинисты. Ну, у этих, вообще, с головой не всё в порядке. Лучше не знать… Я вижу, ты парень хороший. Знаешь, мой тебе совет: главное – избегать пуштунов! Это уж ты мне поверь, – он оглянулся с опаской. – Те, что в Дальних горах живут, слыхал? Безумные напрочь… Дикие козы у них там по склонам кругом скачут… – он сделал пальцами козу и увлечённо показал на столе, как скачут козы. – Увидишь пуштуна, беги! Вот тебе мой совет, старик. Точно говорю, уж поверь!

– Да, кстати! – подал голос бармен за стойкой. – А ведь тут вчера к тебе заходили двое. Спрашивали: в каком номере ты живёшь.

Ксавьеро замер, сжав крепко вилку.

– Как они выглядели? – упавшим голосом спросил он, перепугано бледнея.

– Выглядели… Да чёрт его знает. Так на вид – прям, как пуштуны, вроде.

Ксавьеро оцепенел. Раздался звук упавшей на пол вилки.

Бармен, залившись высоким смехом, протянул кулак кубинцу у стойки. Тот стукнул кулаком в ответ, сгибаясь