Варлен Стронгин - Вольф Мессинг. Судьба пророка Страница 7

В погоне за деньгами Оскар упустил возможность посвятить себя целиком своему дару, не развивал его, сужал границы телепатии, исключая из ее арсенала предсказание будущего, хотя сам в дальнейшем не раз представлял себя как ясновидящего. Гавличек говорил ему: «Человек, читающий чужие мысли, выступая перед широким кругом зрителей, вероятно, может неплохо заработать. Но от этого пострадает его дарование. Мне, по крайней мере, не довелось видеть ни одного телепата, который, выступая публично на сцене, не гнался за эффектами, а такого рода погоня лишает вас непринужденности и чистосердечия. Какой же он ясновидящий, если вносит в свои опыты „искусство“, преднамеренность? Чего же тогда стоит все его чтение мыслей?»

Лион Фейхтвангер, без сомнения, повидал на своем веку множество телепатов. Советский писатель Константин Федин встретил одного из них даже на ярмарке в Саратове. Видимо, на самом деле существовали люди, наделенные подобными способностями, но постепенно они превращались в шарлатанов и вызывали недоверие к телепатии как к вполне реальному явлению. Весьма любопытно, на мой взгляд, размышление профессора Гавличека из романа Фейхтвангера о ясновидении: «…способность ясновидения – не преимущество, а недостаток. Он (Гавличек. – В. С.) считал ее пережитком более ранней ступени развития человечества. Подобно аппендиксу и копчику у человека сохранилось от тех времен, когда его критические способности, его разум были еще слишком мало развиты, множество атавистических, теперь уже ненужных инстинктов, сохранилась способность к предчувствиям, не контролируемым рассудком».

Не будучи специалистом, не стану комментировать интересное и столь же спорное предположение Лиона Фейхтвангера и возвращусь к Вольфу Мессингу, точно следующему советам профессоров Абеля и Шмидта. По их предложению «в свободные четыре дня недели я ходил на берлинские базары. Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их многие продавцы сидели, задумавшись о своем. Я… „прослушивал“ простые и неспешные мысли немецких крестьян о хозяйстве, о судьбе дочери, неудачно вышедшей замуж, о ценах на продукты, которые упрямо не растут… Но мне надо было не только „слышать“ эти мысли, но и проверить, насколько правильно мое восприятие. И в сомнительных случаях я подходил к прилавку и говорил, проникновенно глядя в глаза:

– Не волнуйся… Дочка не забудет подоить коров и дать корм поросятам… Она хоть и маленькая еще у тебя, но крепкая и смышленая.

Ошеломленный всплеск руками, восклицания удивления убеждали меня, что я не ошибся».

Поражает целеустремленность юного Вольфа, одержимость, с какой он пытается познать свои способности. За этим, помимо честолюбия, кроется свойство истинного творца, в данном случае созидателя самого себя как личности.

«Абель научил меня… способности выключать силой воли то или иное ощущение. Когда я почувствовал, что научился вполне владеть собою, я начал выступать в варьете Зимнего театра – Винтергартене… в роли факира. Заставлял себя не чувствовать боль, когда мне кололи иглами грудь, насквозь прокалывали иглою шею…»

Через многие годы, уже находясь в СССР, Вольф Мессинг смеялся, читая умную и «грустно-веселую» повесть Всеволода Иванова «Приключение факира». Замечательный и до удивления наблюдательный писатель, к сожалению недостаточно оцененный современниками и потомками, в своих произведениях старался описать жизнь в ее самых различных проявлениях. Не прошел он и мимо выступления Вольфа Мессинга: «В заключение на сцену выходил артист, одетый под миллионера. Блестящий фрак. Цилиндр. Усыпанные перстнями руки. Золотая цепь к золотым часам, висящая на животе. Бриллиантовые запонки… Затем на сцене появлялись разбойники. Они „убивали миллионера“, а драгоценности его (естественно, фальшивые) раздавали посетителям, сидящим за столиками, с просьбой спрятать в любом месте, но только не выносить из зала. Затем в зале появлялся молодой сыщик Вольф Мессинг. Он шел от столика к столику и у каждого столика просил прелестных дам и уважаемых господ вернуть ему ту или иную драгоценность, спрятанную там-то и там-то. Чаще всего в заднем кармане брюк, внутреннем кармане фрака, в сумочке или туфельке женщины. Номер этот неизменно пользовался успехом. Многие стали специально приходить в Винтергартен, чтобы посмотреть его».

Если бы Всеволод Иванов увидел современные шоу фокусников, то наверняка описал бы их более язвительно. Во-первых, они, как правило, бессюжетные, а во-вторых, построены даже не на ловкости рук, а на простом обмане. Взять хотя бы известный номер «Сжигание женщины» знаменитого Кио-отца. В установленный на манеже шатер входила очаровательная молодая женщина. Шатер поджигался со всех сторон и через пару минут сгорал вместе с женщиной, разумеется прячущейся в специально подготовленной камере под манежем. А из форганга через несколько секунд под аплодисменты выбегала та же женщина. Как считали зрители. На самом деле это была ее сестра-близнец, ничем не отличающаяся от «сгоревшей». Сестрам-близнецам не разрешалось жить в одном номере, даже в одной гостинице, и общаться между собой на людях. Их никогда не видели вместе, и зрители-простаки действительно принимали номер за чудо, сотворенное великим фокусником, кстати, показавшим себя в ряде других номеров человеком небесталанным.

Искусство прекрасно тем, что совершенство его безгранично, но, увы, оно иногда падает настолько низко, что становится его антиподом, опускается до уровня самого дешевого балагана. Константин Федин упоминает о павильонах на саратовской ярмарке, где работали гипнотизеры, телепаты, знатоки тайн прошлого и предсказатели будущего. Кто из них попал на большую сцену, заслужил народное признание? Единицы… В России я знаю только двух истинных артистов, работавших с программой «Психологические опыты». Безусловно талантливый Михаил Куни, весьма популярный в пятидесятые – шестидесятые годы, поражал зрителей быстрым до головокружения пересчетом в уме самых больших чисел, которые он множил, делил, извлекал из них корни… Меньше занимался гипнозом, но с большим успехом. Мог с завязанными глазами находить те или иные предметы. Как и Вольф Мессинг, он выступал на самых известных площадках страны. Возможно, наше искусство, да и наука потеряли иных талантливых мастеров и ученых лишь потому, что заниматься сеансами гипноза разрешалось только людям с высшим медицинским образованием.

Однажды я выступал в городе Клину с уникальным человеком, первым в стране снимавшим боль при родах, воздействуя гипнозом. Во время работы он попросил крепко закрыть двери зала, погасить свет. Через мгновение вспыхнул киноэкран, на котором появился сосуд, куда медленно под однообразную музыку капала из крана вода. Еще через пятнадцать минут гипнотизер включил в зале свет и предложил зрителям покинуть свои места. Человек четыреста встали, двенадцать остались на своих креслах. Они казались спящими, но на самом деле были загипнотизированы увиденным на экране. Затем гипнотизер вывел их на сцену и они по его команде «собирали цветы», «летали», изображая птиц, объяснялись в любви, что выглядело очень забавно. Потом, разумеется, были на счет «Раз! Два! Три!» выведены из состояния гипноза и не помнили, что с ними происходило несколько минут назад. На обратном пути в Москву коллега объяснил мне, что провел сеанс киногипноза, которому поддаются далеко не все люди. Однако особое впечатление осталось у меня от показанных перед сеансом кадров, где этот человек принимал детей у рожениц. Поразительно, но на их лицах отсутствовал даже намек на напряжение и страдание! Коллега оказался всесторонне талантливым человеком, сделавшим немало открытий во многих областях науки, но, не имея дипломов, не сумевшим добиться официального признания своих достижений. Умышленно не замеченный властями, он лишил людей своего бесценного дара, который мог бы принести им неоценимую пользу.