Анатолий Воронин - Дух Страница 7

- Скажи, Абдулла, а как ты попал... - я чуть было не произнес "в банду", но осекся. - Как ты попал в "зеленку" и стал командиром отряда?

Абдулла криво усмехнулся.

- А что ты, мошавер, подразумеваешь под словом "зеленка"? Для вас шурави "зеленка" это весь Афганистан, потому что вы не можете разобрать, где враги, а где простые крестьяне с их семьями, женами и детьми, которые к этой войне не имеют ни малейшего отношения. В чем они провинились перед Аллахом и перед теми, кто начал эту братоубийственную войну?..

Абдулла сказал это с таким выражением лица, что мне стало не по себе.

- Вот ты интересуешься, как я стал командиром группы... А как бы ты поступил, если бы оказался на моем месте? Я не хотел войны и тем более, не хотел воевать против собратьев. Но после того, что произошло в моем доме, я вынужден был скрываться у знакомых. Мне даже удалось вывести из города жену. На неё было страшно смотреть. После пережитого она замкнулась в себе и все время молчала. По ночам, украдкой от меня, она плакала. А несколько месяцев спустя, в канун очередной годовщины Саурской революции, она погибла. Погибла вместе со старшей моей дочерью...

Госвласть, засевшая в Кандагаре, понаставила вокруг города мины, чтобы никто из кишлаков не мог пройти в город незамеченным. Только в четырех местах мин не было. Там установили шлагбаумы и за деньги стали пропускать в город. Пускали только женщин и маленьких детей. Зима в ту пору выдалась холодной и голодной, поэтому даже наступивший Навруз(16) был не в радость. Узнав от родственников, что в городе будут бесплатно раздавать муку и крупу, жена решила сходить, попытать счастья. Я как мог отговаривал её, отлично понимая, что вряд ли ей что-нибудь перепадет. Настырная, она всё таки настояла на своем. Посчитав, что на двоих дадут больше продуктов, она взяла с собой нашу единственную дочь. У жены не было ни денег, ни документов, её могли задержать у первого же контрольно-пропускного пункта. Зная об этом, она пошла через Чавнай...(17) Глупая женщина! На что она надеялась! Находясь вне закона, она никому не была нужна. Тем более чиновникам госвласти!.. Проходя через заброшенный сад, она попала на минное поле. Взрывом ей оторвало по колено правую ногу. Дочь, шедшая с ней рядом, от осколков разорвавшейся мины почти сразу погибла. А истекающая кровью жена почти два часа кричала и звала на помощь. Я узнал об этом от одного старика, который жил рядом с садом. Он слышал её крики, но ничем не мог ей помочь, так как навечно остался бы лежать рядом с ней...

Умерла она в муках. О подробностях смерти жены и дочери я узнал лишь несколько дней спустя. В ту страшную ночь и утром следующего дня еще несколько человек расстались с жизнью на минных полях под Кандагаром. Их разлагающиеся, объеденные шакалами трупы после праздника свезли во двор ХАДа и там выдавали родственникам. За погибших мужчин с родных брали по три тысячи афгани. По тем временам деньги немалые. Трупы женщин и детей отдавали бесплатно...

Мне появляться в городе было нельзя, поэтому я уговорил женщин, живущих по соседству, забрать трупы жены и ребенка. Вместе с женой и дочерью на кладбище в Нагахане(18) я похоронил все свои надежды на будущее. На их могиле я дал себе клятву, что до конца жизни буду бороться с несправедливостью, которая пришла на родную землю, и с той властью, что принесла столько горя моей семье...

К "шурави" я первоначально относился с безразличием, воспринимая их, тем не менее, как оккупантов. Но спустя несколько месяцев мнение о них сильно изменилось. Местные чиновники в погоне за стопроцентным охватом кишлаков госвластью предпринимали попытки создания в них своих структур. В свою очередь, местные жители, сытые по горло обещаниями и посулами, всячески бойкотировали их революционные решения. Старый уклад жизни афганцев никак не вязался с происходящими в стране реформами. Новая власть не могла сломить оказываемого ей сопротивления. И вот на этом этапе противостояния старого и нового в афганскую междоусобицу были втянуты шурави.

Мирное противостояние не могло продолжаться долго, и оно закончилось с первым убитым советским солдатом. И тогда началось такое! На дома, из которых по шурави велась стрельба, самолеты сбрасывали бомбы. Танки расстреливали в упор жилые кварталы в центре Кандагара! Гибли ни в чем не повинные мирные жители! Многие из них, спасаясь от верной смерти, бежали в Пакистан. А от цветущего, вечно зеленого Кандагара остались фактически руины.

Мне некуда было бежать, но и оставаться безучастным ко всему происходящему я тоже не мог. Так я вступил в ДИРА(19) и влился в состав одной из её боевых групп. Группа базировалась в Когаке. Это был старинный, родовой кишлак в центре которого стояла большая мечеть с голубым куполом. Впоследствии, мы были вынуждены сменить место дислокации, поскольку мечеть могла стать хорошей мишенью для советских самолетов, и Джирга приняла решение не допустить её осквернения.

Три года назад командир группы Мулла Аким и два его инзибода(20) при попытке просочиться в уезд Панджвайи недалеко от элеватора попали в засаду и погибли. Трупы остались лежать на месте гибели, поэтому младший брат Акима, Мирза, решил забрать их с наступлением темноты. Но он недооценил коварства шурави, за что поплатился собственной жизнью. Труп Акима оказался заминированным, и как только Мирза тронул его, раздался сильный взрыв. То, что осталось от Акима и Мирзы, хоронить уже не было никакого смысла, и мы решили больше не испытывать судьбу...

В отряде я был единственным, кто еще до революции закончил лицей. Ко всему прочему, в прошлом я - военный человек. Наверное, поэтому после гибели Акима, старейшины единогласно избрали меня командиром группы. Сначала в группе было 18 бойцов, но уже через пару лет её численность составляла свыше ста человек.

Воевать становилось все сложнее, поскольку оставаться незамеченной большая группа вооруженных моджахедов уже не могла. Может, из-за этого начались частые провалы. Гибли подчиненные мне люди, а оставшиеся в живых ставили их смерть мне в вину. В боевом отряде произошел раскол, после чего он распался на две самостоятельные группы, которые начали действовать независимо друг от друга. Со мной осталось человек тридцать, в основном из тех, с кем я прошел войну с первых дней пребывания в отряде. Но и они постоянно бузят, поскольку не видят для себя и своих семей никаких перспектив от этой войны...

- А не проще ли бросить воевать и заняться делом, которым занимались ваши предки? - я вопросительно посмотрел на Абдуллу.

- Э-э-э, мошавер, что ты знаешь о том, чем занимались мои предки! И вообще, что ты знаешь о нашей стране, её истории, обычаях, нравах афганцев?..