Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V Страница 7

Я снова оказался нищим.

Белый пароход упорно рвется вперед.

Смотрите, вот проплывает моя волна, гордая и могучая, самая высокая и самая сильная!

Сила молодости, которая себе самой всегда кажется неиссякаемой… Теперь вспоминается всё, и одна яркая картина сменяет другую, и, закрыв глаза, я пристально гляжу в себя, не содрогаясь и не плача…

Моя квартира помещалась на восьмом этаже дома во французском стиле близ Вашингтон-сквера, в центре нью-йоркского района художников, писателей и артистов. Утром я вышел на балкон и взялся руками за перила. Мне предстояло сделать последнее путешествие — головой вниз на тротуар. «Восемь этажей — это не тридцать, как у банкира, но все же вполне достаточная высота, чтобы придать своей голове блинообразный вид, — думал я, — но самоубийцам во всех романах разрешается в последний раз посмотреть на небо». Я стал рассматривать тучки, освещенные косыми лучами утреннего солнца, рассматривал долго и внимательно, потом отошел от окна и лег на постель. Сын Пирата и Сырочка не может стать самоубийцей. Так просто я не сдамся!

Но что же делать? Что?

Вот уже несколько недель я напрасно бегал по Нью-Йорку в тщетных поисках работы. Большой бизнес морочил публику шумной возней вокруг новых королей. В этой стране я мог подняться так высоко только в качестве дутого короля Дурачества, но теперь я потерял трон, и как простому художнику мне — грош цена, а безработных художников здесь тысячи.

Так что же мне делать? Ведь годы идут, и каждый из них — это шаг назад: я отдаляюсь все дальше и дальше от своей заветной цели. Мне уже тридцать один год, а еще не видно тех возможностей, которые позволят крикнуть миру Новое Слово…

Последние деньги истрачены… телефон и электричество выключены… Через три дня я обязан очистить квартиру…

Неожиданно в передней позвонили. С надеждой я бросился к дверям и увидел неизвестного человека в черной одежде с портфелем в руках. Заявки на работу были оставлены в десятках мест, но один вид посетителя мгновенно убил все надежды. В Америке сто пятьдесят разных христианских сект, все они — тоже большой бизнес, назойливый и беззастенчивый. Я жил в этой стране уже достаточно долгое время, чтобы с одного взгляда узнать проповедника, который из газет или через привратника, разнюхав о моем отчаянном положении, явился заарканить жертву прежде, чем её приберет к рукам коммивояжер другой церкви. Главное было не в черной манишке со стоячим воротником, главное заключалось в лице — противной маске смирения, благочестия и деловитости.

Я вдруг почувствовал усталость, молча кивнул человеку в черном на стул, а сам бессильно повалился на кровать, скрестил руки под головой и уперся глазами в потолок. Посетитель плавными движениями снял черную шляпу и черные перчатки, положил все это на стол и вынул из портфеля небольшую книгу в синем переплете. На обложке стояло: «Международный нефтяник». Незнакомец показал мне портрет благородного седовласого джентльмена, который, засунув руки в карманы, самоуверенно смотрел из книги. Это был знаменитый миллионер сэр Ганри де Хаай, генеральный директор англо-голландского нефтяного треста «Королевская акула»; под заглавием виднелась известная каждому автомобилисту торговая марка треста — акула, держащая в зубастой пасти оливковую ветвь спасения и мира. Сердце ёкнуло, мне показалось, что этот странный священник пришел известить меня о получении работы, и вдруг так забилось, что я невольно прижал руку к груди и глубоко перевел дыхание.

Проповедник без труда прочел смену чувств на моем лице, но не улыбнулся, а лишь величественно кивнул головой.

— Вы не ошиблись, молодой человек. Я принес вам оливковую ветвь спасения и мира.

От волнения я не мог выговорить ни слова. Мы помолчали.

— Скажите, что вы думаете о его Святейшестве папе римском? — мягко, бархатным голосом спросил по-голландски незнакомец.

Что делать? В моем положении придется терпеливо выслушать благочестивую проповедь.

— Я — не католик, — выдавил из себя.

— Я тоже, но папа римский — человек большого житейского опыта, и вот послушайте, как великолепно, с первого взгляда этот умнейший глава церкви проник в самую суть души другого человека, умнейшего директора треста, владельца полумиллиардного состояния и повелителя судьбы сорока тысяч людей, своих служащих. Я имею в виду сэра Ганри и раскрываю книгу на странице пятнадцатой.

Не помню зачитанную мне страницу, равно как и мнение сэра Ганри о его превосходительстве синьоре Муссолини, но человек в черном внушительно продолжал:

— А теперь имейте терпение прослушать еще кое-что, касающееся уже непосредственно вас, лично вас, маэстро. Я зачитываю страницу тринадцатую.

Красивым голосом опытного чтеца и проповедника человек в черном продекламировал рассуждения сэра Ганри о том, что в наиболее ответственные периоды жизни каждый человек должен сделать роковой выбор и его дальнейшая судьба зависит от правильности такого решения и определяется умением низвести сложную проблему к самому простейшему и основному. Победителями в жизненной борьбе непременно и всегда являются только Святые Простофили.

— Святым Простофилей был, несомненно, человек, ставший во главе Ватикана, Святой Простофиля — диктатор Италии, Святым Простофилей является и тот, кто создал полумиллиардное состояние, — спокойно и размеренно проповедовал незнакомец. — Почему? Потому что они в жизни ставили перед собой только одну цель и не шли на компромиссы с собой, не меняли главное на второстепенное, и поэтому достигли именно того, что хотели. Теперь настала ваша очередь. Станьте же Святым Простофилей, великая и прекрасная цель у вас есть, и этой цели вы обязательно достигнете!

Я вынул руки из-под головы и приподнялся.

— О какой цели вы говорите?

— О Новом Слове.

Я сел на кровати.

— Да, да, не удивляйтесь. Нам все известно. И здесь, и в Берлине вы много говорили о том, что хотите стать великим художником, то есть сказать миру Новое Слово. Но ведь это означает — написать большую картину, не так ли? А для этого надобны время, мастерская, деньги на натурщиков и материалы. Вам потребуется великое углубление в самого себя и, молодой человек, — тут незнакомец поднял длинный, сухой палец, — деньги, деньги и еще раз деньги, ибо в наше время без материального обеспечения ваша цель невыполнима. Слышите, невыполнима! Но мы решили перебросить вас в Берлин и помочь стать на ноги. Вы снова близки к цели, несмотря на постигшее вас несчастье. Примите же оливковую ветвь спасения!

Странный незнакомец снова сунул руку в портфель и вынул оттуда узкую красную чековую книжку, на первой странице которой я увидел свое имя и весьма крупную цифру.