Василий Захарченко - Олег Антонов Страница 7

— Кто он, безумный пилот, осмелившийся на такое?

И только после того, как самолет, сделав прощальный круг над творением Эйфеля, скрылся в сторону аэродрома Жювизи, парижане узнали имя героя.

Никому не известный летчик Шарль де Ламбер — парижский ученик Вильбура Райта, русский подданный. Это казалось невероятным. Пара месяцев прошло с момента приезда американца, а он уже обучил летанью Поля Тисандье и Шарля де Ламбера Что же касается русского подданства — отец Шарля, родившийся на острове Мадейра, работал в каком-то русском учреждении в Париже, принял русское подданство. А это распространяется и на сына Шарля. Так наш соотечественник по подданству вошел в историю авиации.

Интересно, что Всероссийский авиаклуб в Петербурге тут же решил составлять список отечественных пилотов, начав его с имени Шарля де Ламбера. В 1908 году открылись также аэроклубы в Одессе, общество воздухоплавателей Москвы и Киева.

А ведь отечественных пилотов-то в то время в стране еще не было — вот что значит заветное стремление «не отставать»! Тогда принимается решение отправить самых отчаянных ребят-спортсменов на учебу в школы авиаторов, открытые братьями Вуазен, братьями Фарман, фирмой Латама «Антуанетт» в городке Мурлемон ле Гран на Шалонском взлетном поле.

Первым уезжает во Францию знаменитый на всю Россию велосипедист, мото- и автогонщик Сергей Уточкин — идол всех российских мальчишек.

Вслед за ним выезжает на учебу по контракту с одесским банкиром Кондрасом дважды чемпион страны по мотогонкам, велогонщик, по профессии электрик железнодорожного телеграфа Михаил Ефимов. Его сопровождает издатель одесского журнала «Спортивная жизнь» Эмброс, который должен закупить во Франции самолет для будущих гастролей обученного русского летчика.

Ефимов попадает в школу Фармана.

«В школе только летать учили, — рассказывал позже летчик, — а до остального приходилось доходить самому. А как тут быть, когда я ни слова по-французски не знаю! С самолетом я еще как-то разобрался, а вот мотор дался мне нелегко».

Выручили русские наборщики во французской типографии, которые свели его с механиками-мотористами.

«Я у Фармана сказался больным и месяц проработал на моторном заводе в качестве ученика. Нужно сказать, что рабочие меня усиленно учили, и я хорошо освоил мотор…»

Михаил Ефимов стал лучшим пилотом у Фармана. И именно его подготовил Фарман для побития мирового рекорда, принадлежавшего братьям Райт.

Блестяще закончив школу, русский летчик получил 21 января 1910 года международные права пилота и буквально на десятый день пошел на побитие мирового рекорда по длительности полета с пассажиром. В качестве пассажира летит одесский издатель Эмброс.

Новенький «фарман» с пятидесятисильным мотором «гном» уверенно кружит над аэродромом. Час… Два…

И вот над комиссарской трибуной поднимается красный флаг — сигнал того, что рекорд Райта побит. Первый русский летчик становится мировым рекордсменом. О нем пишут во всех газетах Европы и Америки. Его приглашают во многие страны. Впереди всемирные авиасоревнования в Ницце. Но меценаты из Одессы требуют его возвращения — согласно контракту, летчика ждут гастроли на родине.

Ефимов просит отсрочки:

— Да, я хочу мировой славы. Но не лично для себя, — говорит Ефимов, прибыв в Одессу, — а для России. До сих пор ни один русский не участвовал в международных авиационных состязаниях: куда, мол, русскому медведю в небо? А я хочу показать, на что способны русские.

— Если уж вам так надо ехать во Францию — платите неустойку, 15 тысяч, — перебивает летчика банкир Ксидиас; он уверен, такой суммы летчику не сыскать.

Ефимов спокойно вынимает из бумажника пачку в 26 тысяч франков и протягивает их банкиру:

— Прошу пересчитать и принять требуемое.

У Ксидиаса отваливается челюсть — он не ожидал такого. Немногие знают о том, что русского летчика ссудил деньгами Фарман, уверенный в его победе в будущих соревнованиях в Ницце.

8 марта 1910 года — историческая дата. В этот день первый русский летчик впервые совершил полет у себя на родине перед отлетом в Ниццу.

На этот полет в Одессе собралось несчетное количество зрителей. Они встретили летчика ликованием, несмотря на то, что издатель Эмброс беззастенчиво поносил в газетах Ефимова за «измену».

А «измена» эта дала русскому летчику через несколько Дней завоевать в Ницце почти все призы: за продолжительность, за скорость, за короткий разбег при взлете, за 960 километров налета за время соревнований.

Вторую сотню призов, теперь уже в Каннах, снова завоевал русский летчик Николай Евграфович Попов. Журналист и авиатор, ученик уже известного нам Шарля де Ламбера, он работал после русско-японской войны в его фирме «Ариэль», выпускавшей летательные аппараты.

Подлинный талант летчика вынес его на вершину славы. Сам же Попов говорил об этом проще: «Русские, пожалуй, больше других могут преуспеть в воздухоплавании, так как отличаются хладнокровием и выносливостью духа… Все, кажется, есть, поддержки только мало…»

Да, поддержки изобретателям и умельцам у нас действительно маловато. Будь ее в свое время больше, не пришлось бы нашим первым летчикам летать на зарубежных самолетах. Мы бы могли даже выпускать их в отечественных мастерских. Все станет понятно, если напомнить слова высочайшего шефа российской авиации, великого князя Александра Михайловича. Вот что провозгласил он в 1910 году на открытии Отдела воздушного флота:

«Пуще всего комитету не следует увлекаться мыслью создания воздушного флота России по планам наших изобретателей и непременно из русских материалов. Комитет нисколько не обязан тратить бешеные деньги на всякие фантазии только потому, что эти фантазии родились в России. Трудами братьев Райт, Сантос-Дюмона, Блерио, Фармана, Вуазена и других аэропланы доведены в настоящее время до возможного при нынешнем состоянии техники совершенства. И комитету лишь остается воспользоваться этими готовыми результатами».

Точнее не скажешь… Бери заграничное, откажись от своего, русского. Но ведь именно зарубежное стоит бешеных денег.

И не устаешь удивляться тому, как удалось некоторым русским гигантам-конструкторам прорваться сквозь этот великокняжеский запрет.

В первую очередь таковым стал молодой киевский авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский.

Сын известного психиатра, он с детства увлекся авиацией. Собственными руками он построил в Киеве два вертолета и шесть самолетов собственной конструкции, отмеченных многими наградами на конкурсах того времени. Талант конструктора был замечен.