Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь… - Коллектив авторов Страница 7

– Ведь вот, помню, сколько уж было поклонниц у Николая Григорьевича Рубинштейна, а такого случая, чтобы на концерте с ума сходили, – такого все же еще не бывало!

Но одна поклонница была особенная. Кто была она, откуда, никто не знал, но при каждом выступлении Сергея на эстраду подавалась чудесная белая сирень. Какое бы время года ни было, где бы, в каком городе он ни выступал, – его встречала белая сирень. Только много времени спустя Сергей Васильевич узнал, что эта таинственная незнакомка – Ф.Я. Руссо[29].

Однажды вечером я после ванны с мокрыми волосами сидела и читала. Приходит Марина и говорит:

– Пожал-те, Сергей Васильевич ждет. Плохо себя чувствует, и одному тоскливо. А вам приготовил тянучки.

Конечно, я не раздумывая пошла к нему. Сергей, нахохлившись, сидел за письменным столом.

– Садись и ешь тянучки. У меня, кажется, лихорадка!

Разговор зашел о знаменном распеве, и я попросила его рассказать мне хорошенько о крюках. Сергей охотно стал мне рассказывать, но раздавшийся звонок – пришел Дидерихс[30] – прервал нашу беседу. Так я и не дослушала о крюках. Во время одного из концертов в антракте Сергей сидел в кресле в артистической против стеклянной двери. Оживленный и веселый, он просил дать ему апельсин, и, чтобы не пачкать ему рук, я, сидя на ручке кресла, очищала апельсин и дольками клала ему прямо в рот. Настроение было прекрасное, и мы чему-то весело смеялись. И вдруг я увидела за стеклом двери несколько пар глаз, горящих любопытством и наблюдающих происходящее. Я сказала об этом Сереже. Он повернулся с креслом спиной к двери и сказал:

– Подожди, до звонка не выходи, поймают.

Но это не спасло. На репетиции следующего концерта ко мне подошла незнакомая женщина и пригласила на какое-то собрание, сообщив при этом, что они очень интересуются Сергеем Васильевичем и будут счастливы, если я приму их приглашение и буду им о нем рассказывать. Не помню, что я ответила, но дома рассказала об этом, и Сергей категорически запретил мне где бы то ни было и кому бы то ни было о нем рассказывать. Я так свято относилась к его воле, что и сейчас мне пришлось много передумать, прежде чем начать записывать запомнившиеся о нем минуты.

Когда была написана «Литургия святого Иоанна Златоуста», мы очень интересовались, как Сережа, не будучи религиозным, мог написать церковную музыку, и с нетерпением ожидали обещанного концерта. Концерт должен был состояться 25 ноября 1910 года при участии Синодального хора под управлением Н.М. Данилина[31]. Духовенство было также очень заинтересовано; ведь среди них было много любителей музыки, но посещать концерты светской музыки они не могли, и только некоторые, особенно смелые, надевали светское платье и тайком бывали на концертах и в театрах. Понятно, что предстоящий концерт интересовал их особенно. Законоучитель школы, где я работала, после исполнения «Литургии» отозвался так: «Музыка действительно замечательная, даже слишком красивая, но при такой музыке молиться трудно. Не церковная».

Мама моя по характеру была быстрая и энергичная. Собираясь на этот концерт, она очень торопилась и боялась опоздать (это уж рахманиновская черта). Садясь в санки извозчика, она упала. Ноге было очень больно, но мама поехала и даже поднялась по большой лестнице; просидела весь концерт, терпя страшную боль, но когда концерт окончился, она встала с трудом и едва дошла до лестницы, а спуститься уже не могла; пришлось ее снести на руках. Приглашенный хирург констатировал перелом ноги.

Можно себе представить, какое было впечатление от музыки, если даже человек со сломанной ногой просидел весь концерт!

…1912 год. Лето. Ночью мы приехали в Ивановку. Все уже спали. Проснулась утром и слышу – в комнате разговаривают. Со сна не помню кто. Но минуту спустя слышу: это Сережа и мама. Он сидит около мамы, и они о чем-то тихо беседуют, думая, что я сплю. Повернулась и смотрю, жду, когда же они заметят, что я не сплю.

– Проснулась наконец, я уже целый час сижу, а ты, соня, спишь и ничего не слышишь. Еще бы немного и проспала бы удовольствие, – говорит Сережа, – через сорок минут будь готова, увидишь мою «Лору»[32], а к вечеру покатаю.

Точно через сорок минут мы были в гараже. Наспех показав автомобиль, Сергей ушел к себе работать. В Ивановке было два дома: большой, где жили все, и небольшой старый, где жил Сергей с семьей. Стояли они рядом, а между ними была небольшая площадка с фонтаном и цветником, по бокам – стена из кустарника и ряд цветущего табака. Вечером здесь бывало необыкновенно красиво.

В день моего приезда, после обеда и отдыха поехали кататься: Сережа у руля, рядом шофер Комаров, я сзади одна. Пока едем проселком, машина так подскакивает на неровной дороге, что меня бросает с одного борта на другой. Сережа оборачивается и поддразнивает: то ли еще будет. Вдруг машину встряхнуло так, что я чуть было не вылетела, шофер схватился за руль, но Сережа спокойно отвел его руки:

– Все в порядке, это Анна Андреевна виновата, прыгает так, что того и гляди выскочит из машины, а за нее отвечать придется.

Но вот выехали на большак и помчались по глади дороги. Сережа время от времени поворачивает голову и молча улыбается. Ему понятно мое состояние: вокруг ведь ни души, воздух дрожит над необъятным морем ржи, и только жаворонки вьются высоко в небе. Молчу и я. Зачем слова, когда такая ширь кругом и, кажется, поет воздух. К вечеру приехал Лукинка[33]на своем «Форде». Автомобиль был тогда еще редкостью, и в наших краях его совсем не знали. Сергей увлекся им до самозабвения, ревниво отстаивал свою «Лору» и доказывал, что она несравненно лучше «Форда», входившего тогда у нас в моду.

– Ну что твоя «Лорелея», – наседает Лукинка на Сережу, – разве она годится на проселочных дорогах! Вот мой «Форд» пройдет где угодно, а ты сядешь где-нибудь, помяни мое слово!

– А вот увидим, в четверг едем с нами в Знаменку[34]за Митей и к Володе. Увидишь, как «Лора» будет брать все препятствия, – горячился Сергей.

Затем все гурьбой отправляемся в гараж. Начинается осмотр обеих машин, и снова разгорается спор. В конце концов нам это надоедает, и мы уходим от спорщиков, но долго еще раздаются