Александр Ступников - Отражения Страница 7

— А что надо в этой жизни подвергать сомнению? Он выдохнул и впервые за весь вечер задумался — Власть — любую. И еще любую информацию, поскольку она может быть препарирована и использована так, как это нужно ее изготовителю. А вообще, дело не в сомнении — бояться ничего не надо…

— И даже женщин?

— И их тоже. Просто с женщиной нельзя доводить дело до того, чтобы ей пришлось жаловаться. С ними надо очень полюбовно, по — разумному.

— Как разведчик?

— Да, как разведчик…

«Старая школа» воспитания и общения. Через неделю он позвонил мне на работу и поблагодарил за встречу. И, возможно пошел на нее потому, что знал о тяжелой и уже неизлечимой болезни. 86 лет — уже не шутка.

Вскоре, проскакивая Ашкелон, я случайно узнал, что Рахмиэль Косой, он же Михаил Косов, советский разведчик сороковых годов и многолетний сотрудник ТАСС, а также — специалист по Скандинавии, ушел из жизни. В общем-то, одинокий и не высказанный.

Впрочем, теперь уже нет.

В мире идиотов

Он всю жизнь до пенсии был военным танкистом, настоящий полковник. И еще, он — единственный внук великого писателя Ярослава Гашека. Так и живет в своей трехъярусной квартире, на окраине Праги: с книгами великого деда и его Швейком. Они здесь везде. Целая комната-мансарда выделена под своеобразный музей Швейка.

По опросам, что ассоциируется у чехов с названием их страны, третье место после чешского пива и хоккейной сборной упорно держит Швейк. Бравый солдат, похождения которого Ярослав Гашек надиктовал перед смертью.

Швейк надолго пережил своего автора.

Люди живут в конъюнктурном мире.

Потому и умирают одноразовые. Гашек: конформизм или конькюнктура — несовместимы. Ни при его жизни, ни даже после неё.

Рихард, его внук, говорит с горечью о том, что его дед, уже известный писатель, но бунтарь, в духе начала двадцатого века, был коммунистом и участвовал в русской революции.

А это сегодня не модно.

Зато его рассказы, Швейк и яркая короткая жизнь так и остались — над временем. Хотя, кроме бумаги и друзей-забулдыг они, оба, ничего не имели. Ни Швейк, ни сам Гашек даже на машине не ездили. В небольшой городок Липнице, в глубинке страны, в августе 1921 года они приехали на поезде.

Причем накануне, Гашек просто вышел из дома, чуть ли не в халате, за пивом, встретил знакомого, поговорил и… поехал.

Он остро захотел сбежать от всех и вся. Подальше от унижений, преследований, нищеты и своих женщин, чтобы дописать давно задуманную и уже начатую историю бравого солдата Швейка.

Героя всех времен и народов, живущих в том же идиотизме, что и Швейк. Как и сам Гашек.

Тоже, кстати, не подарок.

Еще до фронта он как-то поселился в одном отеле Праги под именем… Лев Николаевич Тургенев. На вопрос зачем он приехал в Прагу, Гашек указал… «ревизия австрийского генерального штаба.» Политически бдительная обслуга занервничала и сообщила о подозрительном постояльце. Гашека забрали в полицию. И забирали потом постоянно.

Даже свой полк, идущий на фронт, Гашек нашел в военной форме, но в цилиндре. Кроме того, писатель издевательски симулировал ревматизм. Его признали дезертиром, но отложили наказание до конца войны. Империи нужны были солдаты, а не заключенные.

— Когда мой отец родился, в 1912 году, дед начал праздновать это событие. Взял с собой в шинок новорожденного. Потом пошли в другой, в третий. И везде праздновали, пили за здоровье малыша. Только через три дня, уйдя из дома и не вернувшись, Ярослав схватился, что где-то забыл сына.

Ребенка нашел потом тесть и стал, не в первый раз, настаивать на разводе дочери. Моя бабушка, его жена, Ярмила Майерова до этого уже созрела. Они встречались несколько лет, но Гашек сначала был активным анархистом, потом объявил себя буйным атеистом, печатался, смеялся над государством и государственными чиновниками, ночевал, где попало и совсем не хотел остепеняться.

После рождения моего отца, своего сына, он фактически не жил с женой до того, как ушел на фронт Первой мировой войны.

Пропавший потом в войне и в русской революции на пять лет, Гашек, с подачи мамы, стал для подрастающего сына геройски погибшем в бою легионером-белочехом, которые воевали с большевиками на стороне Колчака.

Хотя, на самом деле, он был одним из «интернационалистов», бойцом русской Красной Армии, мечтающим о мировой революции и всеобщей справедливости.

Но революция победила и… прошла.

Скорее всего, реальность оказалась скучнее и страшнее мечты. Однако не исключено, что он вернулся в Чехию уже не просто «домой», но и с заданием Коминтерна способствовать революции.

— До возвращения из России деда Рихард, мой отец, его не видел и Гашек должен был скрывать перед мальчиком, кто он. Это было условие жены. Но однажды Гашек сказал, что знет всё на свете. И отец ухмыльнулся

— Господин редактор, вы такой глупый. Разве можно всё знать?

— Это хорошо. Это мой настоящий сын, — сказал Гашек и, нарушив слово, данное жене, открылся, кто он есть.

Впрочем, это ничего не изменило.

До тридцати одного года жизни, до войны, Гашек жил фактически в богемных пражских кабачках, смешил людей, писал, влезал в проблемы с полицией и разные авантюры. Он везде писал, редактировал газету анархистов, выпускал пять журналов, сочинял рассказы, однажды делал одновременно полностью два издания под разными именами.

Известно до ста двадцати его псевдонимов.

Но ответственность за других Гашек брать не хотел. Жена и дети ему были не нужны. Зато он сам оказался нужен сначала на фронте Первой мировой войны, а затем и русской революции.

— Это уже история. И его судьба. У деда был свой путь, который он выбрал. Если бы Гашек не прошел свою одиссею, то не написал бы такую честную и смешную книгу о жизни, как Швейк.

До войны он был анархистом. В России издавал журнал, которым руководил Троцкий. В Иркутске был комиссаром в армии. Служил и с Тухачевским. Был даже комиссаром города Бугульмы, в Поволжье. Издавал газету для бурятов и китайских красноармейцев.

Гашек потом написал, как проходили эти жизненные процессы. Но к власти в России вскоре пришел Сталин. Думаю, он вовремя случайно успел уехать. Гашек написал в смешной форме о том, что происходило в то время и в России, и в Чехии. А власть, любая, хотела своего Швейка, а не того, каким он был в книге.

Из России он привез в Прагу только Шулечку, новую русскую жену. И больше ничего. Когда он вскоре пришел к своей чешской жене, Ярмиле, моей бабушке, то она спросила

— Что ты привез с собой?

— Только подушку — ответил он, имея в виду Шулечку.