Кристофер Хибберт - Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана Страница 70

«Видя тот беспорядок, который царит даже в столице торговли Лондоне, – заявил генерал Эйри с понятным негодованием, – правительство, несомненно, верно оценит трудности, которые приходится преодолевать тем, кто внезапно оказался в Крыму, среди снегов и грязи».

Но, несмотря на значительные усилия, предпринимаемые Рагланом, Эйри и генерал-адъютантом Эсткортом, нападки на них и на весь штаб становились с каждым днем все более ядовитыми. Ведь кто мог быть лучшим объектом для критики, чем сам командующий и его «трусливый штаб»?

17 ноября корнет Фишер пишет: «Лорд Раглан потерял доверие армии. Даже генерал Канробер пользуется у английских солдат и офицеров лучшей репутацией, чем собственные генералы: ведь он еще не успел выставить себя глупцом».

«Каждый знает Канробера, – вторит ему капитан Шекспир, – будь то англичанин или француз... Он на все имеет собственное мнение и никогда не теряет присутствия духа. Британские солдаты приветствуют его с большим энтузиазмом, чем кого-либо другого».

Во многом виной этому был сам Раглан. Он всегда пытался проскакать через лагерь своих солдат незамеченным, в сопровождении не более трех офицеров. Он предпочитал перемещаться в темноте, одетый в неизменный длинный плащ, присланный ему из Вены леди Уэстморленд. Солдаты, которые встречались с командующим и даже общались с ним, были зачастую убеждены, что разговаривали с гражданским лицом, с гостем. Леди Фримантл однажды спросила своего родственника, молодого офицера, вернувшегося с Крымской кампании, верно ли то, что пишут в газетах, будто «Раглан недостаточно известен собственным подчиненным». Молодой человек ответил, что в армии, как и в газетах, обсуждали подобные слухи. Он лично разговаривал с офицером, который заявил, что понятия не имеет о том, как выглядит командующий.

«Я никогда не видел его», – говорил тот офицер. Тогда я сказал ему: «Да вот же он, его везут в госпиталь». – «Так это и есть лорд Раглан? – в изумлении воскликнул офицер. – Да я видел его сто раз, но понятия не имел, что это наш командующий». Раглан, на самом деле, предпочитал перемещаться по лагерю в сопровождении всего одного адъютанта. Никому из тех, кто его не знал, и в голову не приходило, что этот незаметный джентльмен в темном платье был их командующим».

Генерала Канробера, который не был столь тщеславным, как маршал Сент-Арно, тем не менее постоянно сопровождали 6 – 8 штабных офицеров, 1 или 2 ординарца-спаги и эскорт из 20 гусар под французским флагом. Увидев его, солдаты как французской, так и британской армии поднимались и вытягивались в приветствии. А как раз этого Раглан постоянно избегал. Поэтому офицеров нельзя было винить за то, что они пребывали в уверенности, что командующий ни разу не наведался в их расположение. Они писали об этом родственникам и знакомым.

Вначале от этого не было особого вреда. Но вскоре эту тему подхватили газеты, она стала обрастать все новыми подробностями, а затем этим слухам начинали верить так же, как официальным сообщениям.

25 ноября корреспондент «Таймс» начал свою депешу в газету следующими словами:

«Льет дождь. Небо покрыто облаками чернильного цвета. Ветер с завываниями пробует на прочность палатки. Траншеи наполнены грязной жижей. В палатках воды по колено. У солдат нет теплой осенней и зимней одежды. Они проводят в траншеях по 12 часов без перерыва, испытывают на себе все бедствия зимней кампании. Но никому нет дела до того, чтобы позаботиться об их комфорте или хотя бы об их жизнях».

Это было началом нападок прессы на командование.

Глава 15

ВОЙНА ГЛАЗАМИ ЧАСТНОГО ЛИЦА

Наконец, я обрушился на лорда Раглана и на генеральный штаб.

I

Главный военный корреспондент «Таймс» Уильям Говард Рассел, крупный неунывающий чернобородый ирландец тридцати пяти лет, большой любитель вкусно поесть и выпить бренди, находился в экспедиционной армии с самого начала войны. Он заслужил репутацию «своего парня» на солдатских пирушках; рассказы о его многочисленных нелепых злоключениях на войне, сдобренные богатым ирландским юмором, пользовались неизменным успехом у британских военных, не избалованных развлечениями. Рассел находил самый теплый прием в палатках молодых офицеров. В его присутствии те всегда открыто высказывались о своих бедах и страданиях, об опасениях за исход кампании. В отличие от большинства говорунов, сосредоточенных только на собственной персоне, Рассел умел слушать других. Кроме того, он умел хорошо излагать свои мысли на бумаге. Его репортажи, написанные простым, ясным и острым языком, живые и язвительные, охотно читали все мало-мальски грамотные жители Лондона.

Конечно же были и такие, кто не любил его и не доверял его статьям. Их раздражал неизменный оптимизм Рассела, они находили едкий сарказм репортера проявлением дурного вкуса. Их обижали прямые высказывания Рассела в адрес генералов и офицеров штаба. Такие люди старались не замечать его, избегая даже здороваться с ним. «Если сообщить миссис Диксон, – писал отцу офицер 7-го полка, – что корреспондент «Таймс» Рассел ирландец по национальности, она сразу же поймет, можно ли доверять его рассказам».

Капитан Клиффорд высказывался еще более открыто: «Это вульгарный ирландец, католик (которого, впрочем, мало заботят вопросы религии). Но этот человек, несомненно, обладает хорошо подвешенным языком и имеет бойкое перо, прекрасно поет, с удовольствием пьет чужой бренди, готов выкурить столько чужих сигар, сколько ему позволят эти глупые молодые офицеры. Большинство в лагере считает его веселым и компанейским парнем. У него несомненный дар выуживать информацию, особенно у тех, кто помоложе. И я уверяю вас, что не один дворянин задумывался над тем, стоит ли протянуть руку для пожатия джентльмену с такой сомнительной репутацией. Откровенно говоря, он не принадлежит к числу тех, кто пользуется авторитетом и уважением в нашем кругу».

Рассел не скрывал своей неприязни к генералам, которые не удостаивали его даже рукопожатия, и в особенности к лорду Раглану. И у него были все основания для такой неприязни. Так, например, перед поездкой в Крым редактор Джон Делейн уверял Рассела в том, что лорд Хардиндж лично распорядился предоставить ему место на пароходе вместе с гвардейцами. Но когда журналист прибыл в Саутгемптон, выяснилось, что никто понятия не имел о его прибытии. Поэтому Расселу пришлось самостоятельно добираться до Мальты. С большим трудом, с помощью одного из служащих порта Рассел получил место на транспортном судне, отправлявшемся в Галлиполи. В Турции ему отказали в жилье и питании, а когда он обратился к армейскому командованию с просьбой предоставить ему место на пароходе, то вновь получил отказ. «Мне приходится голодать, – жаловался Рассел Делейну, – на случай, если армия остановится лагерем вне населенного пункта, у меня нет даже палатки. Но если бы она у меня и была, я очень сомневаюсь, что сэр Джордж Браун позволит мне установить ее в расположении войск. Все мои попытки получить лошадь не увенчались успехом... Мне приходится жить в свинарнике».