Алексей Смирнов - Козьма Прутков Страница 71

У Пруткова подражательный момент только во внешней картине: море и небо в грозу, да в размере коротких строф. А пародия начинается уже с эпиграфа: «Посвящено сослуживцу моему по министерству финансов г. Бенедиктову». Как будто все правильно. Прутков — директор Пробирной Палатки, а та относится к Министерству финансов. Но улыбка в том, насколько неуместно в посвящении лирическому поэту напоминать о его финансовой службе. А дальше пародируется всё: «сюжет» (от бури разыгравшейся к буре угомонившейся), «накал страстей», сумрачный колорит прототипа, причем его абстрактный пафос повсюду снижается конкретным реализмом пародии, начиная от точного указания места действия: Балтика между Петербургом и Кронштадтом, вплоть до такой блестящей во всех отношениях детали, как Архимедов винт плывущего парохода.

Так «подражает» Козьма Прутков.

Чуть позже он еще раз обратится к этой теме, логично заключив, что если кто приплыл в Кронштадт, то не век же ему там оставаться, надо бы и в Питер вернуться.

Еду я на пароходе,Пароходе винтовом;Тихо, тихо все в природе,Тихо, тихо все кругом.И, поверхность разрезаяТемно-синей массы вод,Мерно крыльями махая,Быстро мчится пароход.Солнце знойно, солнце ярко;Море смирно, море спит;Пар, густою черной аркой,К небу чистому бежит…

На носу опять стою я,И стою я, как утес,Песни солнцу в честь пою я,И пою я не без слез!

С крыльев[209] влага золотаяЛьется шумно, как каскад,Брызги, в воду упадая,Образуют водопад, —

И кладут подчас далекоМного по морю следовИ премного и премногоСтруек, змеек и кругов.Ах! не так ли в этой жизни,В этой юдоли забот,

В этом море, в этой призмеНаших суетных хлопотМы — питомцы вдохновенья —,Мещем в свет свой громкий стихИ кладем в одно мгновеньеСлед во всех сердцах людских?!

Так я думал, с пароходаБыстро на берег сходя;И пошел среди народа,Смело в очи всем глядя.

«Ударным», поразившим воображение современников, стало стихотворение Бенедиктова «Кудри». Оно и в самом деле написано искусно, даже виртуозно, на одном дыхании. Способность долго удерживать в поле зрения выбранную тему, сосредоточиваться на ней, не отвлекаясь ни на что постороннее, говорит и о культуре мышления, и о художественном вкусе, и о богатстве фантазии. Можно не сомневаться в том, что фантазия художника тем богаче, чем она сосредоточеннее на одном единственном предмете его интереса. Это — фантазия, устремленная вглубь, а не та, что «растекается мыслью по древу», рассеянно переключая внимание с пятого на десятое. Многие ли поэты XXI века могут в пятидесяти пяти строках романтически, а не ернически воспеть, например, девичьи кудри? Пожалуй, нет. Эта способность утрачена. Другое дело, что Козьма Прутков чутко уловил в пафосе Бенедиктова чрезмерность и красивость, чуждые гармонии и красоте. По-видимому, именно это и побудило Козьму скользнуть мысленным взором чуть ниже, чтобы навсегда соединить бенедиктовские «Кудри» со своей пародией «Шея».

Кудри девы — чародейки,Кудри — блеск и аромат.Кудри — кольца, струйки, змейки,Кудри — шелковый каскад!Вейтесь, лейтесь, сыпьтесь дружно,Пышно, искристо, жемчужно!Вам не надобен алмаз:Ваш извив неуловимыйБлещет краше без прикрас,Без перловой диадемы,Только роза — цвет любви.Роза — нежности эмблема —Красит роскошью эдемаВаши мягкие струи.Помню прелесть пирной ночи:Живо помню я, как вы,Задремав, чрез ясны очиНиспадали с головы.В ароматной сфере бала,При пылающих свечах,Пышно тень от вас дрожалаНа груди и на плечах;Ручка нежная бросалаВас небрежно за ушко,Грудь у юношей пылалаИ металась высоко.Мы, смущенные, смотрели —Сердце взорами неслось.Ум тускнел, уста немели,А в очах сверкал вопрос.(Кто ж владелец будет полныйЭтой россыпи златой?Кто-то будет эти волныЧерпать жадною рукой?Кто из нас, друзья-страдальцы,Будет амбру их впивать,Навивать их шелк на пальцы,Поцелуем припекать,Мять и спутывать любовьюИ во тьме по изголовьюБеззаветно рассыпать?)

Кудри, кудри золотые,Кудри пышные, густые —Юной прелести венец!Вами юноши пленялись,И мольбы их выражалисьСтуком пламенных сердец,Но снедаемые взглядомИ доступны лишь ему,Вы ручным бесценным кладомНедалися никому:Появились, порезвились —И, как в море вод хрусталь,Ваши волны укатилисьВ неизведанную даль![210]

Шея девы — наслажденье;Шея — снег, змея, нарцисс;Шея — ввысь порой стремленье;Шея — склон порою вниз.Шея — лебедь, шея — пава,Шея — нежный стебелек;Шея — радость, гордость, слава;Шея — мрамора кусок!..Кто тебя, драгая шея,Мощной дланью обоймет?Кто тебя, дыханьем грея,Поцелуем пропечет?Кто тебя, крутая выя,До косы от самых плеч,В дни июля огневыеБудет с зоркостью беречь:Чтоб от солнца, в зной палящий,Не покрыл тебя загар;Чтоб поверхностью блестящейНе пленился злой комар;Чтоб черна от черной пылиТы не сделалась сама;Чтоб тебя не иссушилиГрусть, и ветры, и зима?!

ПОЛОНСКОМУ